А на дворе уже декабрь. Да разве в такой день может быть другое солнце? Никогда!
Навстречу Мамеду бодрой, торопливой походкой шагает Нарзабай. Это тот старик-чабан, который предупреждал Мамеда о появлении таинственного чалмоносца. Теперь он башлык, председатель сельсовета.
Ниязова куда-то срочно отозвали. Ну что ж, пусть погуляет до поры до времени.
— Гургун, ми ата! Привет, отец! — кричит Мамед, протягивая Нарзабаю широкую ладонь.
— Привет, привет, — отвечает старик. Глаза его смеются.
— Кейф ми кек ме? Как здоровье? — спрашивает Мамед, соблюдая все правила вежливости.
— Лучше всех, — поднимает Нарзабай большой палец.
Они стоят посреди двора, облитые щедрым солнцем. Вокруг хлопочет народ. Откуда-то все время доносится мелодичный праздничный звон.
— Что это? — спрашивает Мамед.
— Разве не знаешь? — хитро щурится старый чабан. — Народ возвращается. Верблюжьи колокольчики звенят. И оттуда, с той стороны, — он машет по направлению к границе, — и из других мест. Нельзя жить без родины, Мамед.
Юноша поднимает голову. Он видит, что на крыше башни хлопочет Джума. В руках у него что-то красное. Мальчик поднимает над поверженной крепостью алый стяг…
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ НИНЫ
Проходили дни и ночи, а люди все еще оставались под впечатлением трагической гибели бригадира. Собираясь вместе в бараке, они все поговаривали о скором отъезде.
Добродушный Борисенко выбивался из сил, стараясь по вечерам развеселить людей, рассеять неприятные, тяжелые думы.
Вот и сейчас сидит он за столом, лихо разглаживая свои пушистые усы и окидывая взглядом притихших товарищей. Что бы им еще рассказать такое, чтобы хоть немного расшевелились!
— Потап Потапович, — словно угадывая его мысли, обращается к нему Симка. — Расскажите нам, как вы женились.
Это любимая тема Серафима: кто и как женился. Истории на эту тему он готов слушать хоть до рассвета.
— А що ж, и расскажу, — охотно отозвался Борисенко, усаживаясь поудобнее. — Ось слухайте!
Все повернулись к кладовщику и заранее заулыбались.
— А было это дело так, — начал он, польщенный всеобщим вниманием. — Было мне тогда, чтоб не соврать, лет этак двадцать пять. И должен вам сказать по секрету — страшно мне не хотелось жениться, потому что насмотрелся я на эти супружеские пары и убедился, что вся эта женитьба сплошное притеснение для нас, мужиков. Тут уже прощай, свобода!