Книги
Такие обстоятельства
Я был там тоже и вместе с женой. В кабевской иерархии я был рангом выше нелетавших космонавтов.
Собрались и начался всеобщий плач. Отчего, мол, так далеки долгожданные полёты? В центре Хаммера проходил тогда международный шахматный турнир и президент шахматной федерации, уже прославленный космонавт, депутат и признанный герой, наш коллега Виталий Севастьянов заглянул к нелетавшим на огонёк вместе сс чемпионом мира по шахматам Анатолием Карповым.
С Анатолием Карповым мы тогда всласть пообщались, потому что входили в особенный круг. А Воробьев…Может он даже мне позавидовал тогда. Не исключено. Вспоминаю его тоскующий взгляд. Были мы тогда с ним в противоположных качествах и, возможно, это запомнилось. Нас с женой Севастьянов выделил из массовки и пригласил продолжить праздник к себе домой, на улицу Горького. В дом напротив Моссовета, где жил тогда и диктор Юрий Левитан.
По дороге Виталий бахвалился:
– Я здесь разворачиваюсь, хотя и запрещено. Постовой действительно откозырял.
– Постовые нарушения не замечают.
Это было особенное время начала космонавтики. В квартире Виталия бросалась в глаза стенка со старинными иконами. Гостеприимный хозяин угощал душистым греческим коньяком.
В КБ не принято было рассказывать о минувшем. История в коллектив просачивалась каплями. Двери лаборатории выходили в коридор, скудно освещенный электрическими лампочками. Напротив, на фанерном щите висела настенная стенная газета, оставшаяся от прежних времён. Её не меняли, и она была привычным аксессуаром, напоминанием о прежних хозяевах здания. В коридоре было полутемно и трудно читать. Как-то я прочёл заметку этой вечной газеты, и она поразила меня. Она была воспоминанием, памятью военных лет. Краткий эпизод в казанской шарашке. Громкоговоритель во дворе КБ тюремного типа транслировал концерт классической музыки. Зэки слышали, как бы привет из прежней жизни. Гамму чувств дарила им бесправным и оторванным от мира эта музыка, напоминанием былого и надеждой на будущее. Автор заметки видел рядом лицо будущего Главного конструктора космических кораблей, а пока заключенного шарашки, по которому катились слёзы. Заметка напоминала историю, далёкую для нас, как рисунки кроманьонцев.
Хотя нет исключений из правил. Ареалом прошлого был для нас кабинет Михаила Васильевича Мельникова на втором этаже. Михаил Васильевич был заместителем Королёва и участвовал в разработке маршевых двигателей, работавших в космосе, а теперь перспективных энергетических ядерных установок и при этом, при всём был златоуст и говорун. Нас, коллег его по прежней работе, он приглашал в свой кабинет и заговаривал насмерть. Это были истории местного «Ираклия Андронникова» на около космические темы. Жаль, что эти сказания не записывались.
Территория наша именовалась «островом свободы», была на отшибе и посещалась начальством в исключительных редких случаях, бывших наперечёт.
Наши отношения с шефом узаконились. Интуитивно я что-то чувствовал и тормозил. Случались, правда, застолья «по поводу», на одном из них меня понесло. Бог награждает всех по-разному. Мне обломилось то, о чём я и не подозревал. Редкий и мало используемый дар красноречия. Ещё в школе пророчили мне лавры гуманитария, что походило на подарок с намёком, как лавровый венок от вождя племени каннибалов. Правда, в какой-то мере я время от времени подобное подтверждал, написав как-то раз на контрольном уроке сочинение в стихах, хотя и упорно развивал в основном способности к математике.
Время от времени, особенно в подпитии на меня накатывало, тянуло красиво говорить. У шефа в застолье я разразился о тыле мужественных жён.
– За Надежду Николаевну, – упомянул я молоденькую хозяйку дома.
– И Анетту Кирилловну, – быстро добавил шеф.
– И Анетту Кирилловну, – добавил я автоматически, недоумевая, она-то причём? Не подозревал я об их особых отношениях, как и о многом, выступая ради «красного словца». Стас – муж Аннеты тоже присутствовал. Он наш общий сослуживец. Характеризуя его, я отмечу, что Стас- красавчик, но слабоволен и не боец. Соседство с шефом для него – глубокий омут и он смирился с тем, что его ждёт. Он извлекает даже пользу для себя. Сдают ведь в наём жилплощадь и вещи. Мне жаль его. Бог ему судья.
В терминах кадровой политики шеф был вечно гонимым. Там и сям, как правило, изгоняли его за самоволку. Подразделение своё он при этом не терял. Сотрудники верили ему и шли за ним, рассуждая: «Не там, так тут». Их звали «кабевскими цыганами». Наконец, они нашли приют на третьей территории, в отделе Берлатого. Лаборатория и тут представляла своего рода вольный табор. Надзор над ними осуществлял в какой-то мере Викто́р. Семейные передряги сделали шефа невыездным в те времена.
Международное сотрудничество в космосе тем временем ширилось. В закрытом ОКБ открыто застучал колёсами поезд международного сотрудничества. От отдельных экспериментов перешли к международным полётам. Слетал на неделю в космос даже первый французский космонавт. Во время визита во Францию Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва договорились о втором полёте француза на станцию «Мир». В исходном совместном совещании участвовал шеф, а на второе, уже во Франции он предложил меня. Наверное, это стало ударом для Викто́ра.
Викто́р был обычно с нами и одновременно где-то ещё. Теснота рождала общение и секреты становились секретами полишинеля. Шеф спускался с высот первой территории, и они с Викторо́м обменивались репликами.
Был я тогда в новом качестве, ещё никто и никем и не вникал в их глубокомысленные разговоры. Что-то у них не ладилось. В целом. Неутешительный итог. Они обсуждали ситуацию.