Какое-то время Дина с Ромой прожили в маленькой гостинице «Северная» рядом с площадью Восстания. Туда им помогла устроиться сослуживица, умеющая расположить к себе нужных людей. Все это время больная Дина в мрачном казематном номере без удобств конспектировала двухтомный учебник по истории СССР издания Академии наук.

Однажды, добираясь на трамвае до очередной гостиницы, Дина долго смотрела на далекий лазурный Николо-Богоявленский морской собор. Еще не верующая в Бога Дина чисто эстетически любовалась барочными излишествами, а ликующие над куполами птицы возвещали наступление весны, а, значит, и конец простудам.

Вместе с весной появилась надежда устроиться в приличной гостинице с удобствами в номере. Но гостиничный ГУЛАГ своих традиций не менял. Он давно установил два вида дохода: доход государству – в основном за счет интуристов, и личное кормление всей бюрократической цепочки, в нижнем своем звене – за счет вложенной в паспорт поселяющегося денежной купюры. Простой советский человек мог рассчитывать только на снятый с брони номер или на разовый ночлег с двенадцати ночи до восьми утра. Гостиница «Советская», первое в Ленинграде высотное здание, несмотря на свои размеры, не была исключением. Дина и Рома – вместе с верящими в справедливость страждущими – часами сидели в холле гостиницы, сверля глазами администратора, которая без зазрения совести то и дело поселяла торгашей в огромных кепках. Она ценила двадцатипятирублевое достоинство бумажки и не признавала достоинства молодой женщины с пороком сердца из Белоруссии, матери троих детей, приехавшей на консультацию к профессору по поводу операции.

В какой-то из своих приездов Дине с Ромой все-таки удалось поселиться в «Советской»: администратор оказалась подругой детства одного из сослуживцев. Местом работы уже давно стал судостроительный завод им. А.А. Жданова. Завтракали в буфете холла. Ужинали в буфете на этаже.

В Ленинграде у Дины созрело решение получить гуманитарное образование. Это надо было сделать еще после первого курса института. Тогда не хватило духу. Пять лет она не получала от учебы никакой радости, кроме радости от общения с людьми.

Набравшись смелости, она приехала на Университетскую набережную Невы в Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина. Узнав о высшем техническом образовании и еще не отработанных положенных трех годах, председатель приемной комиссии растолковал Дине, что государство перед ней ни в чем не виновато. На ее обучение оно затратило много денег – в отличие от абитуриентов, только что закончивших среднее учебное заведение, отслуживших в армии или поступающих по направлению. Даже если через год Дина успешно сдаст экзамены, ее кандидатура на зачисление будет рассматриваться в последнюю очередь, – несмотря на ее золотую медаль.

Нежданная гостиничная устроенность высвободила время для культурного досуга. Неугомонная оптимистичная Дина стала театралкой. В букинистических магазинах она покупала редкие и полезные для ее самообразования книги о театре. В свободные вечера, лежа в теплой кровати, она прочитывала от корки до корки очередной номер толстого серьезного журнала «Театр». Рома не мог нарадоваться на спасительный возродивший Дину из пепла «театральный роман» и волей-неволей втягивался в эту сферу жизни супруги.

Лучший тогда театр города, БДТ им. М. Горького, привечал – в отличие от лучших гостиниц – гостей Ленинграда. Ежедневно администратор выделял для них минимум десять билетов – обычно в партер. Чтобы получить по командировочному удостоверению билет, необходимо было войти в заветную десятку, а значит, подежурить несколько часов около кассы. Пользуясь такой редкой возможностью, Дина с Ромой посмотрели почти все репертуарные спектакли. В теплые вечера они, счастливые, возвращались в гостиницу пешком по набережной Фонтанки. Рома выслушивал первые свежие впечатления, зная, что за ними по размышлении последуют новые, более глубокие, и не переставал удивляться тому влиянию, которое оказывал театр на внутренний мир жены. Сфинксы Египетского моста издалека приветствовали молодых театралов, добавляя напоследок впечатлений, и пристально, по многовековой привычке, всматривались в их исчезающие силуэты. Когда-то слаженный шаг военных привел к обрушению Египетского моста, после чего последовал указ о введении новой на всех мостах команды «идти не в ногу». Два других полюбившихся моста – Банковский и Львиный – перекинулись через канал Грибоедова. Но дальнейшее преумножение любви к Ленинграду и его окрестностям было связано уже с долгожданным стабильным проживанием в частном секторе.

Два дня зимой Дина с Ромой провели в Очакове. Захолустное кафе с безе из асбеста, столь же захолустная в несколько номеров неотапливаемая за ненадобностью гостиница, рядом с ней кинотеатр, куда пришлось сходить, чтобы убить время, а главное – ощущение, что город пуст, его как бы и нет. Только в таком унылом пространстве могли родиться – по мнению драматурга Аллы Соколовой – фантазии Фарятьева, гениально сыгранного Андреем Мироновым в фильме Ильи Авербаха. Если бы не прощальная прогулка по красивейшей главной улице города Николаева, которая в снегопад казалась просто сказочной, настроение так и осталось бы поганым.

Севастополь тоже не оправдал ожиданий, несмотря на то, что и в гостинице сразу устроились, и в Херсонес съездили, и на Малаховом кургане побывали, и повидали все городские красоты. В южные морские города надо приезжать летом, по крайней мере, в первый раз. Что запомнилось Дине в Севастополе? Зал библиотеки, где она читала недавно напечатанный в журнале «Москва» роман Булгакова «Мастер и Маргарита». Главпочтамт, где на нее долго странно смотрели, а потом спросили, не она ли играла радистку в «Семнадцати мгновениях весны», и Дина ответила: «Я». Запомнилось предновогоднее желание скорее попасть домой. Запомнились – стыдоба! – вкусная сырокопченая колбаса и истекающая жиром скумбрия холодного копчения. Запомнилось, как Рома громким басом звал ее через всю площадь: «Ласточка!», и прохожие с любопытством поворачивали головы в ее сторону.