Десять лет назад в панковских компаниях, в которых мы колбасились, нам бы ответили: ну и не надо! Но уже и тогда я вряд ли согласился бы. Я ведь даже в двадцать не был настоящим пофигистом — я хотел работать: я знал, что умею делать вполне уникальные вещи, и я их делал. Но быстро понял, что результата никто не то что не оценивает, а просто не воспринимает. Им нэ трэба, их зрение на подобное не настроено. Но ведь таков же типичный удел графомана — и я потерял всякую уверенность в собственной состоятельности.
А теперь, когда перестают замечать уже меня самого, я потихоньку теряю уверенность в собственном существовании.
Вот я пытаюсь всмотреться в себя, я оглядываюсь вокруг… Некто, неподвижно сидящий глубокой ночью в чужой пустой хате, куда он пробрался втихаря и в нарушение — потому что приткнуться опять некуда и потому что от хаты этой случайно остались ключи. В чужой стране, в чужом городе, без всяких регистраций, объявленный, скорее всего, в розыск — за чужую аферу. Исповедующийся под придуманным сетевым именем анонимной собеседнице (в конце концов у меня ведь нет стопроцентной уверенности, что я сам тебя правильно опознал… С другой стороны — а есть разница?)…
Кто он такой? Да и существует ли вообще? В данный момент так просто поверить, что — нет. Когда почти ничего не разобрать в темноте, и в захламленной пыльной бесхозной квартире настаивается многодневная тишина — которую только усугубляет неритмичное бряканье заоконной капели да невнятное бормотание шпаны в подъезде (ничуть, по-моему, не более вещественной и одушевленной, чем капель — существование, исчерпывающееся ночными нечленораздельными звуками, да прибавлением пивных банок в нише пожарного крана)…
— Саша?.. Привет, это я, Ксения.
— Я узнал.
Они оба некоторое время помолчали. Знарок поймал собственный недовольный взгляд в зеркале заднего вида. Для майора ее звонок был неожиданностью. Он много думал на ее счет, но ни к каким определенным выводам пока не пришел — так что не представлял, зачем она звонит. Тем более, что в последний месяц они почти не общались. Только он собирался спросить, как она сказала:
— Слушай, помнишь, ты говорил о таком Максиме Лотареве?
— Ну? — Майор с бессмысленной пристальностью уставился куда-то вдоль пробки.
— Я, кажется, знаю, где он сейчас.
Передний «мерин» дернулся вперед, остановился метров через пять. Знарок прижал телефон к уху плечом, берясь за рычаг. Подтянулся с промедлением — в дырку уже почти всунулся какой-то урод на «Волге».
— Откуда?
Она стала объяснять — торопливо и довольно сбивчиво, явно нервничая. Про повторный допрос в УБЭПе, на котором присутствовал Кривцов. Про то, что Гордин, оказывается — она действительно понятия не имела! — родом из Латвии.
А Лотарев, получатель денег якобы для Игоря — вообще латвийский гражданин («Я помню, ты тогда сказал, что он иностранец — а тут выясняется…»). Про то, как она, узнав это, стала перебирать всех знакомых Гордина, включая самых поверхностных, пока не дошла до Владислава Минца — единственного, про кого она слышала, что он тоже экс-рижанин. Как из разговора с Минцем выяснилось, что тот когда-то приятельствовал с Лотаревым, что Лотарев с Гординым еще в Риге были знакомы — и что Минц на днях видел Лотарева в Москве.
Тут Знарок прервал ее: не телефонный разговор. Ты где? Собирается в «Собеседник». Это где? На Новослободской. Они договорились в «Якитории» возле одноименного метро через два часа.
…Народу было полно, он не сразу нашел ее. Назарова и воочию производила впечатление человека не в своей тарелке. Совсем была, сучка, на себя не похожа. Для начала некоторое время помялась, потом вдруг объявила:
— Знаешь, я тебе должна признаться. Я не сказала тогда… — она зачем-то держалась за правый глаз. — На самом деле это я все начала. На «Синефобии». С этим заговором.
— В каком смысле?
— Ну, помнишь, в самом конце декабря на форуме кто-то под ником Джон Доу заявил, что вся история кино — это сплошной заговор? — Она говорила тихо, чтоб не слышали сидящие почти вплотную соседи, но в общем галдеже ее слова едва разбирал сам Знарок. — И предложил его расследовать. И стал выкладывать куски старых статей Игоря…
Майор прищурился: