— И давно он там шустрит?

— Да вот только что люк открывал, гад. Я, как увидел, сразу к вам!

Маруха, видно, в окно выглянула — тоже из комнаты подтвердила:

— Ой, Вань, а он уже влез!.. Точно, треугольный! Вот же урод!

— Щас поглядим, с какой он башкой будет, покойник… — прохрипел Цыган. С этими словами оттолкнул Федьку, вышел и завернул за угол дома.

А Федька — назад, на Сухаревку. О Барабанове уже можно было и не думать: лишнее. Уж Цыган-то о нем позаботится. К лету, глядишь, отыщут. Может, тогда и узнают по гуттаперчевой голове…

Викентий Иванович, когда Федька ему обо всем рассказал, сначала похвалил, сказал:

— Действия вполне зрелого мастера. — Такой похвалы от своего названого отца он еще не слышал.

А на другой день спросил:

— Сколько ты классов-то окончил, оголец?

От этого вопроса Викентий-второй при своих трех классах снова почувствовал себя Федулой. С тех пор, как родители померли с голодухи, не до учебы было. Главная наука была — еще одну зиму перезимовать.

Но Викентий Иванович сказал:

— Вот что, завтра же подашь заявление в вечернюю школу. И чтобы там у меня без халтуры! Чтобы за год по два класса одолевал, в нашем деле безграмотные не нужны.

Ясное дело, он, Федька-Викентий, поступил в точности как было велено. Особенно подогревали эти слова «в нашем деле».

Значит, Викентий Иванович держал его уже целиком за своего!

А теми своими действиями на Сухаревке гордился в особенности. Правда, Треугольный выжил все-таки, говорят — недоработал, значит, Цыган. Его потом свои же, из НКВД, из того люка вытащили полуживого, только он, слава богу, уже не помнил ничего.

И замочили его потом тоже свои — машиной переехали[9]. Ладно, все равно был не жилец при этих своих умениях…

Правда, Викентий Иванович рассказывал, что имелся у НКВД еще некий Афанасий Хведорук, тоже находка Глеба Бокия, — тот раз в сто превосходит этого Треугольного по своим способностям; интересно, смог бы тогдашний Федуло и его перехитрить? И вообще — посмотреть бы в деле на этого самого Афанасия!

Но того прячут особо тщательно, едва ли их дороги когда-нибудь пересекутся, — так он думал, когда впервые услышал об этом Афанасии.

А теперь мог предположить, что когда-нибудь да и пересекутся их пути-дороги. Потому как случайно узнал, что и на Васильцева тот Афанасий тоже, оказывается, подрабатывает.