Тот стоял, широко расставив ноги, и его пистолет-пулемёт уже плевался огнём. Вокруг Мякишева засвистели пули, что-то с силой дёрнуло его за плечо, но рука не онемела, и он снова выстрелил дважды, спокойно и быстро, как в тире. Но каким бы хладнокровием Леонид ни обладал, внутри все замирало в ожидании выстрелов спрятавшегося за пленниками мародёра. Он не мог сейчас его видеть, зато всей кожей чувствовал, как тот целится в него.

После выстрелов Мякишева фанатик взмахнул руками, сделал несколько шагов назад, но устоял и автомат не выпустил. У Леонида засосало под ложечкой. Он терял драгоценные секунды, которые могли стоить ему жизни. Выстрелил ещё раз — из головы противника полетели ошмётки. Леонид сразу присел, стараясь уйти из-под ожидаемой автоматной очереди. Его пистолет описал короткую дугу в поисках последнего бандита.

В этот момент он увидел, что Антон сбил Бугая с ног и, несмотря на явное превосходство противника по весу и силе, не даёт ему подняться.

— Держи его! — рявкнул Мякишев, приближаясь к барахтающимся телам, но тут бандит извернулся и сильно ударил парня в челюсть. Антон откинулся на спину и больше не шевелился, а Бугай, шатаясь, поднялся на ноги. Его автомат оказался вдавлен в грязь, ремень захлестнулся вокруг руки Антона. Поэтому он просто невидяще уставился на Мякишева, протянул в его сторону руку и прохрипел, с трудом продавливая голос сквозь тяжёлое дыхание:

— Не стреляй! Сдаюсь!

— Ага! — легко согласился Леонид и нажал на спусковой крючок.

Пистолет отозвался звонким металлическим щелчком, но выстрела не последовало. Мякишев, продолжая сокращать дистанцию, дёрнул затвор, увидел в патроннике перекошенный патрон и метнул пистолет в бандита. Тот, в свою очередь, оценил ситуацию, уклонился от летящего в лицо куска бесполезного железа и рванул навстречу противнику. По габаритам он уступал Мякишеву совсем немного, но выше на голову и для короткой рукопашной схватки был убийственно свеж.

Правда, ему требовалось сделать шагов восемь, не меньше. Леонид же неожиданно бросился в сторону Филина, который лежал от него всего в паре метров. Так же, как и его автомат. И Мякишев прыгнул к нему длинным ныряющим движением. Бугай закричал, понимая, что не успевает, а Леонид подхватил оружие, перекатываясь с одного бока на другой, развернулся и встретил набегающего противника короткой очередью почти в упор.

Бандит рухнул на колени, заваливаясь всем корпусом назад и дёргая перед собой руками, словно взбираясь по невидимому канату, а Мякишев уже поднялся на ноги, оглядывая поле битвы.

Оказалось, что твердолобый Ломоть очнулся и теперь пытается доползти до тел фанатиков, чтобы взять их оружие. Лицо Мякишева исказилось злорадным кривым оскалом. Уже не торопясь, он поднялся, прошёл мимо Филина и даже остановился, заметив, что главарь открыл глаза.

— Живуч, гнида, — вслух удивился Мякишев и со всего размаха ударил лежащего ногой в голову.

Филин затих, но едва Леонид от него отвернулся, снова зашевелился и застонал.

— Опять жив! — озадаченно сказал Мякишев, разглядывая тело под ногами. — Ну ладно, потом разберёмся.

Нагнувшись, он быстро обыскал одежду главаря и вытащил из плечевой кобуры блестящий чёрный пистолет. Неторопливо, но достаточно быстро приблизился к первым двум бандитам, которых в самом начале схватки стукнул головами. Кожа продолжал лежать, не подавая признаков жизни. Рисковать Мякишев больше не хотел, поэтому сделал два контрольных выстрела. Ломоть тут же прекратил ползти и перевернулся на спину, лицом к Леониду.

Спокойно перешагнув через труп, тот несколько секунд оценивающе смотрел на бандита. Потом направил на него пистолет и в этот момент явственно осознал, что бой закончен. И сразу навалилась такая усталость, что даже слегка закружилась голова.

Ломоть что-то говорил, поднялся на колени и полз к нему. Только когда мародёр руками обхватил его ногу, Леонид словно очнулся. Резко ударил бандита, отбрасывая его от себя, и тот сразу заверещал, снова пытаясь приблизиться.

Мякишев сделал два шага назад и поднял опустившийся было пистолет. Только сейчас до него дошли слова мародёра — тот просил не убивать его.

— Что?! Не убивать тебя?!

— Нет, нет! Не убивайте! — закивал Ломоть. — Не убивайте! Не стреляйте, Леонид! Прошу вас! Пощадите!

И от этого вежливого обращения по имени, словно и не было ничего, ни похищения, ни казней, ни мучений, нервы у Мякишева окончательно сдали и в затылке даже заломило от приступа бешенства. Не прошли для «свободного художника» даром последние двое суток, когда его последовательно били, морили наркотиками и решали, каким способом и в какое время ему предстоит умереть. Теряя остатки самоконтроля, Мякишев наклонил голову, зажмурил глаза и страшно оскалился навстречу земле.