— Выбирай выражения. Эта «набитая дура» — будущая невеста нашего товарища, так что для нас эта девушка — как, кстати, и её «сестра-зануда» — почти родня.

— Пф! Парочка — надутый индюк да гагарочка!

Нильсем коротко махнул конвоиру и прежде, чем Эйдон успел их остановить, в спину Бравила врезался пудовый кулак Анора. Пленник коротко вскрикнул. Удар оказался настолько сильным и точным, что торговец удержался на ногах только потому, что Анор поймал его за шиворот.

— Вот… значит… как ваша гвардия… обращается с пленными, — выплёвывая каждое слово, прохрипел Бравил.

— Лучше тебе не знать, как она с ними обращается…

«А ведь они, если верить служанкам, были дружны с самого детства», — отметил Эйдон. С годами многое могло измениться, но какой смысл разыгрывать спектакль перед слугами?

Капитан решил проверить свою догадку:

— А что ты скажешь о своей сестре? До неё тебе тоже нет дела?

— Не смей приплетать сюда и её! — Бравил дёрнулся всем телом, словно от удара кнута; лицо исказилось от едва сдерживаемого гнева.

— Отчего же? Хуже ей уже не станет, — Эйдон знаком остановил Анора, который уже собирался как следует ударить юношу рукоятью кинжала промеж лопаток. Капитан услышал то, что хотел. — Так ответь мне, Бравил: почему? Тебе доступно больше других, так почему ты не пришёл ко мне, когда узнал о грозящей посёлку опасности? Ты ведь воспитывался в семье Винце, неужели ты не сумел научиться у вельменно ответственности?

Эйдон сразу же догадался, что вопрос попал в цель. На лице Бравила по очереди отразились гнев, сомнение и неподдельное удивление, словно прежде ему даже в голову не приходила такая возможность. Ответа, впрочем, не последовало — Эйдон успел докурить, тщательно вытряхнуть пепел и спрятать трубку.

— Чего и следовало ожидать, — хмыкнул Нильсем, когда стало понятно, что молодой торговец окончательно ушёл в себя. — Об ответственности он знает столько же, сколько я о ведении торговых книг. Порой и вельменно ошибаются в выборе воспитанников. С этим только зря время потеряли.

— Тебе легко рассуждать! — с неожиданным пылом взорвался Бравил. — Вы, знать, с рождения пользуетесь такими привилегиями и свободами, которые нам, торговцам, даже не снились!

— Нам и работать приходится так, как вам и снилось, — спокойно пожал плечами Нильсем. — Или считаешь, границы сами себя охраняют? Дороги, тракты? Кто дежурит на смотровых в Великих горах? С кого спрашивают, когда гаснут маяки, когда снегом заваливает перевалы или когда в лесах разводится слишком много хищников? Кто, по-твоему…

— Не уводи его в сторону, — попросил сотника Эйдон. Слишком поздно: Бравил уже не мог остановиться.

— А вельменно? Они относятся к нам хуже, чем к грязи под ногами, как будто мы прокажённые! Любой вшивый овчар получает от них больше уважения, чем самые старые купеческие семьи!

— Так что мешает взять у отца рет серебром и купить отару овец? — парировал сотник. — Но нет, вас, бедолаг, силой не оттащишь от ваших барышей! Ну и на что ты теперь жалуешься? Таково ваше ремесло, и таков ваш удел.

— Удел? — возмущённо взвился Бравил. — Я расскажу тебе об уделе! Я провёл у Винце девять лет. Девять! Выучился правильной речи, усвоил манеры и обычаи, принятые среди вельменно; изучал науки вместе с сыновьями Айно Винце, умение управлять наделом и законы Эм-Бьялы — и всё ради чего? Ради того, чтобы меня вышвырнули, как собаку и засунули в Формо, к этим кухаркиным сынам с траурной каймой под ногтями! А всё потому, что мой отец происходит из «подлых торгашей», которые лишь наживаются на плодах чужого труда! Это, по-твоему, наш удел — презрение?

На последних словах звонкий голос Бравила сорвался на хриплый шёпот, глаза яростно сверкали из-под бровей, бледные губы скривились в бешеном оскале.

Эйдон и Нильсем обменялись взглядами. В истории сына и наследника управляющего Формо не было ничего необычного: вельменно нередко возвращали воспитанников домой, где они могли делом показать, чему научились, а затем снова приближали к себе отличившихся. Прежде, чем Эйдону позволили вернуться в столицу, он и сам провёл почти четыре с половиной года в пограничье в чинах не выше сотника. Обычное дело: так в провинции постоянно появлялись способные и образованные люди, проводящие к тому же необходимую вельменно политику. Странно было совсем другое: из подобной практики никогда не делали секрета, и Бравил попросту не мог об этом не знать.