Когда я отвернулся от озера, у южного конца дам­бы, за последними фонарями, мне почудилось какое-то шевеление, словно мрак там был не таким непроглядным. Я прищурился, но это не помогло, осталось только прежнее впечатление непрекращающегося шевеления.

Сунув руку под куртку и сжав пальцы на «глоке» и  кобуре, я пошел к югу, чтобы поближе взглянуть на тo, что там творится. Когда я был в двадцати футах от края дамбы, на меня обратились три пары присталь­ных, светящихся глаз, в которых отражались фонари.

Я остановился, и ночные гости выступили на несколь­ко шагов из тени.

За последние месяцы койоты вновь и вновь воз­никали в моей жизни. В ночь перед смертью Сторми трое подкараулили меня около ржавого куонсетского ангара на территории заброшенной общины, в кото­рой некогда жили люди, верившие, что человечество создали инопланетяне и скоро они вернутся. Всего за четыре месяца до того, как я оказался на гребне дам­бы Мало Суэрте, стаи койотов угрожали мне в Магик Бич, штат Калифорния, где я переживал трудные, от­чаянные времена.

В один из таких случаев со мной была Аннамария. Мы гуляли по заросшему обрыву каньона Гекаты и Магик Бич, когда к нам приблизилась стая койотов со столь очевидным намерением поужинать нами, что им не помешали бы слюнявчики Обычно койоты боятся людей и держатся от нас на расстоянии. Их можно прогнать громким шумом или брошенным камней даже если тот в них не попадет. Тем не менее стая, появившаяся из каньона Гекаты, совсем не выказывала страха.

В ту ночь у меня не было пистолета. Я не выносил пистолетов ни тогда, ни сейчас. Нас окружала трава, и я не мог найти никакого подручного оружия, которым частенько пользовался: ведра, швабры, садовых грабель, яблока «Гренни Смит» или кошки. Если метнуть кошку, она выместит ярость на том, в кого ее бросили. Если уж на то пошло, мне не нравилось швырять кошек, да и других животных, но время от времени, и опасных для жизни ситуациях, не оставалось ничего иного, кроме как схватить и метнуть кошку или злоб­ного хорька.

Как бы то ни было, выяснилось, что меня нельзя назвать безоружным, потому что Аннамария сама по себе оказалась оружием. Она сообщила, что койо­ты — не те, кем выглядят, и вместо того, чтобы съе­житься от страха, шагнула к ним, совершенно равно­ душная к их угрожаюшему поведению. Она заговорила с ними, словно они не кровожадные твари, а скорее непослушные заблудившиеся дети, которых нужно на­править на путь истинный.

Теперь, несколько месяцев спустя, когда стая койотов с горящими глазами пробралась на гребень дамбы Мало Суэрте и осмелилась подкрасться ко мне, я не хотел в них стрелять. Я не стал звать на помощь Бонни и Билли, которые находились в пункте управления за пределами видимости, — не хотел, чтобы вообще стреляли в койотов. Мне хватит убийств на всю оставшуюся жизнь. Может, придется пойти на это снова, может, даже не раз, но я не обязан совершать это здесь и сейчас.

Прижав уши к головам, оскалив зубы, дыбом под­няв шерсть на загривках и поджав хвосты, койоты нерешительно приближались ко мне. Каждая мышца и поджарых тел была напряжена. Это были костля­вые особи, нуждавшиеся в хорошей пище, но не стоило делать ошибку, считая их слабыми. Будь я без пистолетa, одного койота оказалось бы достаточно, чтобы при­кончить меня, если бы не удалось его испугать.

Я заговорил с ними, как разговаривала Аннамария с зубастой шайкой у каньона Гекаты:

— Вы только так выглядите. Вам здесь делать нечего.

Вожак стаи остановился, и двое других койотов приблизились к нему, выстроившись так, чтобы зайти с трех сторон. Их острые уши больше не прижимались к головам, а стояли торчком, словно им было интерес­но, что я сказал.

Пасти их распахнулись шире, и зверюги уставились на меня со злобными ухмылками.

Я опять повторил упрек Аннамарии:

— Остальной мир ваш... но не это место в настоящий момент.

В то время я не понимал, что означали ее слова. Теперь же мне казалось, что, возможно, понимаю.

Далеко к югу в тяжелых тучах мелькали вспышки зарниц, снова слишком далеко, чтобы до нас донесся гром.

Койоты стояли спиной к южному небу, и небесные вспышки были слишком слабыми, чтобы отбросить хотя бы бледный отсвет на окружавшую нас местность, но троица задрожала, словно знала про молнию и чувствовала ее.

— Я — не ваш. Теперь вы можете уходить.

Они не шли прочь, не сдвинулись даже на дюйм, но и не рычали.