— Не хотел втягивать.

— Рассказать вовремя и объяснить причину — это одно. Сломать меня своим пренебрежением — это другое. Ты мог…

— Нет, не мог. Ты пойми, это была не увеселительная прогулка. Меня арестовали через неделю. Задержание потом признали незаконным. Но… прошло уже слишком много времени. Кто бы разбирался…

Кажется, сердце сейчас выпрыгнет из груди. Стою, боясь пошевелиться.

— Тебе совсем не интересны подробности?

— Не ломай меня снова, Коля. Я еле оклемалась тогда.

— Я бы хотел объясниться с тобой.

Он медленно приближается ко мне. И вот я уже чувствую его руки на своих плечах. Тогда… несколько лет назад… я бы продала душу дьяволу, чтобы услышать нечто подобное. Чтобы почувствовать его прикосновение. Да, продала бы, даже не задумываясь, добровольно, с улыбкой на лице, искренне считая, что мне очень повезло. Вот только, когда этот мужчина исчез из моей жизни, дьявол от меня отвернулся, ему стало неинтересно — продавать уже было нечего.

Не могу осознать. Отказываюсь верить…

— Так объяснись. Ты виноват был?

Он уверенным тоном начинает погружение в прошлое.

— Нет. Известие о том, что планируется задержание, меня застало врасплох. Было чуть больше недели на подготовку, — так вот почему он в то время ссылался на недостаток времени. Я ведь чувствовала, что он изворачивается и недоговаривает, но, естественно, потом расценила это с чисто женской стороны: у него другая. — Задержали в день, когда я был к этому готов. Вернее, это я так думал. По липовым предъявам. От которых я ещё хоть как-то откусывался. Но я не знал многого. Очень многого. Потом, как снежный ком пошло-поехало. Держали в СИЗО. Постоянное моральное давление со всеми вытекающими. Вылили столько гнили, что я даже не понял, как стал захлёбываться в этом дерьме.

— Но… — разве можно задержать вот так… без подтверждения, без доказательств. Без суда и следствия. Так ведь не бывает.

— Повторюсь. Это была не увеселительная прогулка.

— А разбирательство?

— Меня обвинили в том, к чему я не готовился. И разбирательство продолжалось очень долго.

— Сколько?

— Два года. Даже чуть больше.