Я закатываю глаза в потолок, а потом…
Провожу ладонью по мужскому затылку и предлагаю просто и искренне:
— Давай пиццу закажем? И кино поставим, — да, и проведём этот вечер вместе. Я на это согласна. Странно, но больше никого не хочу сейчас видеть.
Я знаю, что это неправильно. Я понимаю, что это очень странно и может привести к вполне ожидаемым последствиям. Но на душе так тепло, когда я вспоминаю канувшие в лету моменты тихого счастья и радости рядом с этим человеком. Хочется просто окунуться в них ненадолго. А его запах, плотная, пуленепробиваемая аура уверенности подстёгивает ещё сильнее.
Я особенно остро осознаю, что сижу, вся заплаканная и с опухшим носом, у него на коленях в короткой мужской футболке. В такой позе она ничего не прикрывает. Ноги обнажены полностью. А со стороны, наверное, даже бельё видно. Но меня это отчего-то совершенно не смущает.
Взгляд Долохова темнеет мгновенно, безошибочно чётко отражая мужское возбуждение и внутреннее пламя. Затуманенный взор медленно скользит от подбородка вверх, «дотрагиваясь» до губ, лаская щеки, нос и глаза.
Я чуть приоткрываю сомкнутые губы и слишком шумно втягиваю воздух… И в душе радуюсь скупой мужской реакции.
Долохов крепко стискивает зубы. Взгляд его твердеет, наполняясь решимостью. Широкая ладонь тут же накрывает мой живот и скользит под подол.
Пальцы крепко фиксируют мои бёдра и прижимают к паху ещё сильнее. Я еложу в стальных объятиях, ловя себя на мысли, что эта игра доставляет мне неимоверное удовольствие. Я завожусь с полувзгляда. Это он тоже понимает. И, конечно, попробует сделать так, чтобы наши тела как можно скорее перестали разделять лишние шмотки и расстояние.
— Котёнок… — его губы накрывают мою шею, лаская языком, а я только и успеваю отворачиваться и давиться непрошеной улыбкой. — Давай… — широкая ладонь скользит по моему горлу вниз, минуя ключицы, огибая грудь, скользит по животу. — Давай…
С ума сводит его тихий шёпот, и слишком поздно доходит осознание, что Коля говорит про пиццу и предложение посмотреть вместе кино.
Мне до безумия, до сумасшествия нравится всё, что сейчас происходит. Но переходить очередную черту я не готова. Мне известно, как этот человек умеет ставить точку. Безапелляционно. Коротко и бесповоротно. Совершенно не интересуясь ничьим мнением. Да, это так и есть. И я уже научена горьким опытом.
Уверенно отклеиваю мужскую клешню от своего бедра, а он уже совсем обнаглел и полез под футболку. Засранец Долохов, знает точно, чего я хочу…
— Подумай хорошенько, Коля. Ты точно согласен мучиться со мной два часа, пока кино не закончится? Потому что потом я поеду домой. И ты ко мне ни разу не прикоснешься.
— Сколько ещё ты будешь меня отталкивать? — мужской голос хриплый, а в глаза Долохову даже не хочется заглядывать. Я в них утону.
— А я и не собираюсь притягивать. Понимаю, что у тебя совершенно другие взгляды на то, как мужчина и женщина могут проводить совместный вечер. Я не против. Дело, как говорится, твоё. Ты только скажи сразу, что попытаешься настаивать на своих условиях, и не будет вообще никаких проблем. Я поеду, а ты приглашай, кого хочешь. Сразу в постель, минуя испытание кинопросмотром.
Я говорю с долей сарказма. Но мужской ответ неожиданно стирает с моего лица лукавство полностью:
— Мне, кроме тебя, никто не нужен. Аль, давай попробуем заново?
Господи. Только не это… Вот теперь мне по-настоящему страшно смотреть в его глаза. Я не выплыву. Не сегодня уж точно. Это в самом деле так. Я устала плыть против течения.
Боюсь шелохнуться, но Долохов перетягивает мой взгляд, заставляя поднять на него глаза.