Я жду его, вольготно расположившись на водительском месте, и вдруг раздается громкий женский голос: скорее уезжайте. Кто говорит, не видно — слишком темно. Меня просят глянуть вверх. Оказывается, это женщина на балконе второго этажа. Машины тут носятся как безумные, и она переживает, как бы я не пострадала. Меня пронзает беспокойство. И правда, где мой здравый смысл? То я иду в отель к незнакомцу, никого не предупредив, то беспечно стою посреди неосвещенной дороги. Я благодарю ее и дожидаюсь Джонни на обочине: интересно, сколько неловких прощаний пришлось наблюдать этой женщине. Когда Джонни появляется, я прошу проводить меня до моего автомобиля, хотя он и стоит на другой стороне.
Понятия не имею, как попрощаться. Он просто хочет меня сплавить? Или я ему нравлюсь, но он держит дистанцию, потому что знаком с моим мужем? Или пытается следовать моим желаниям, что в принципе невозможно, потому что я сама не знаю, чего хочу? Потянув на себя дверцу, на миг замираю.
— Ну что, давай, — тяну я и пристально смотрю на него, изогнув брови, словно подталкиваю либо сделать шаг, либо упустить шанс. Мы молча глядим друг на друга.
Наконец он понимает мой не самый тонкий намек, наклоняется и нежно целует. Жесткие волоски трутся о мое лицо. Никогда не целовалась с бородатым мужчиной, за исключением того короткого периода, когда Майкл экспериментировал с внешним видом, пока я не заставила его побриться. Бородка Джонни слегка колючая, но это не мешает. Он отрывается от меня, и мы снова обмениваемся долгим взглядом. Стоит ему приблизиться, как я охватываю его шею и притягиваю Джонни к себе. На этот раз, когда он отодвигается от меня, произношу:
— Может, поедем ко мне или к тебе?..
В жизни не произносила ничего банальнее. Я непроизвольно морщусь, но интуитивно понимаю: простого поцелуя для продолжения вечера недостаточно, надо было ловить момент и переходить к делу. Мне сейчас столько всего нужно — забыться, развлечься, получить признание и физическое внимание, отвлечься, найти доказательство тому, что пассия № 1 на самом деле вовсе не № 1 и всё тут, и я неуклюже движусь вперед, чтобы покончить с этим.
Джонни быстро выдыхает: что-то среднее между вздохом и смешком. Он задумывается. Прикусив губу, жду ответа. Наверное, я вся залилась краской, и рада, что мы стоим в кромешной темноте. Может ли поцелуй быть просто поцелуем? Вдруг я шокировала Джонни своей бесцеремонностью?
— Хорошо, давай ко мне. Не могу надолго оставлять собаку. Хочешь? — спрашивает он.
Как бы я ни мечтала прокатиться в блестящем красном пикапе со свежей обивкой, решаю ехать на своей машине. Его дом как минимум в двадцати минутах езды к северу, и мне не хочется позорно красться обратно под пристальным взглядом назойливой женщины с балкона. Я и сама себя осужу строже, чем она. Когда Джонни садится в машину, у меня возникает искушение крикнуть: «Знаете что? Мой муж после двадцати семи лет отношений разбил мне сердце, и я пытаюсь собрать его по кусочкам! Я в самом начале этого пути, так что будьте снисходительны!» Но, если честно, не все ли мне равно? Я хочу быть желанной и собираюсь заняться сексом с другим мужчиной. Отъезжаю, быстро разворачиваюсь, и мы с Джонни мчим к нему.
Десять минут по темным проселочным дорогам, а затем еще десять минут по трассе. В нескольких километрах от шоссе сворачиваем в пригородный поселок: длинные подъездные дорожки, домики как на ранчо, перед ними почтовые ящики. Обыденность всего этого меня поражает. Я-то воображала, что он со своим огромным псом живет где-нибудь в полях под звездным небом, в собственноручно построенной хижине. Смеюсь: надо же, какая я романтичная. Джонни указывает мне путь к двухэтажному дому. Загоняет пикап в гараж и несколько минут возится, переставляя машины: выводит из гаража фургон, на его место ставит другую рабочую машину. Кажется, что он пытается оттянуть момент, потому что жалеет, что пригласил меня.
Ожидание оказывается неприятно долгим: я пытаюсь как-нибудь соблазнительно опереться на свою машину, но в конце концов сдаюсь и разгадываю кроссворд на телефоне, пока Джонни наконец не освобождается. В доме замечаю стойку с гантелями и стиральную машину, на которую навалена грязная одежда. Неожиданно меня посещает мысль: одно дело — подняться в гостиничный номер, где из личных вещей только мотоциклетный шлем, и совсем другое — побывать в доме, где человек живет, тягает гантели и стирает. И тут в полном экстазе выскакивает Флойд: немецкая овчарка, сорок килограммов живого веса. Много лет назад этот самый пес бегал за палками на моем заднем дворе. Он напрыгивает на меня, тяжело дыша и пуская слюни. Понимаю, Джонни любит его без памяти, но я, мягко говоря, не собачница.
Джонни приходит мне на помощь, отталкивает лапы, упершиеся мне в живот, и по небольшой лестнице мы поднимаемся в кухню. Внутри опрятно и уютно, даже следы декора есть: ваза с веточкой искусственных цветов, ароматическая свеча, постер «Благослови этот дом» в рамке. Вот только по полу разбросана дюжина ковриков для ванной. У меня возникает искушение заметить, что дешевые тряпичные коврики можно легко заказать в интернете, но напоминаю себе, что пришла сюда лишь на несколько часов и не собираюсь переезжать, и вместо этого с удовольствием соглашаюсь выпить вина. Джонни устраивает для меня небольшую экскурсию по дому, что приводит меня в смущение. Не хочу показаться грубой, поэтому проявляю интерес ко всем мелочам, на которые он с гордостью указывает, но я не совсем понимаю, что мы здесь делаем. Я ожидала чего-то вроде: «Ты пойдешь в ванную, а я сниму с себя одежду, и ты бросишь меня на кровать», — но вместе этого мне приходится восхищаться паркетом, недавно настеленным на закрытой веранде.
Я устраиваюсь на диване с бокалом, поджав под себя ноги, и всем видом выказываю готовность. Он подсаживается ко мне и тут же вскакивает: надо проверить обстановку наверху. Наконец до меня доходит: он нервничает! Я была настолько сосредоточена на новых для себя ощущениях, что даже не подумала, насколько странно это выглядит для Джонни. Его бывшая клиентка, которую он видел только в кругу семьи, напрашивается в гости и сидит на диване в откровенном наряде — бери не хочу.
Он все возится наверху, и я понимаю: не проявлю инициативу — ничего не будет. Поднявшись по лестнице, нахожу его в спальне в самом конце коридора с ковровым покрытием: он убирает одежду с кровати и разглаживает на ней покрывала.
— Ку-ку, — говорю, заглянув внутрь. — Просто хотела посмотреть, что ты тут делаешь.
— Извини, — произносит он. — Хотел немного прибраться.
— Если это ради меня, то в этом нет необходимости, — отвечаю. Быстро окидываю комнату взглядом: полированный комод красного дерева, широченная двуспальная кровать, в изножье которой — Флойд. Я опускаю бокал на поднос, что стоит на комоде, и присаживаюсь на край постели. Джонни продолжает суетиться, и я похлопываю по покрывалу, приглашая его сесть рядом.
Удивительно и забавно: я вроде бы превратилась из жертвы в агрессора, но все равно чувствую себя обязанной добиваться близости изо всех сил. Трудно поверить, что из-за меня кто-то нервничает — да я и сама нервничаю за двоих. И все же, несмотря на волнение, настрой у меня решительный. Не совсем понимаю, откуда взялась эта настойчивая тяга к сексу без всякой оглядки на того, кто его со мной разделит. Но точно знаю: после ночи с № 1 я словно вслепую пробираюсь к солнечному свету после долгой спячки. Хочу быть желанной и должна доказать себе, что моя первая попытка была не просто случайной удачей. Да, рядом человек как минимум на десять лет старше меня, который только что лишился половины легкого, ремонтировал мой дом, носит крестик, много говорит о своей приверженности церкви, и в кухне у него целый набор ковриков для ванной. Но все это неважно. А важно, что он крепкий, подтянутый, не вызывает у меня отвращения и поблизости нет детей.
Из меня почти вырывается едва слышное «аллилуйя», когда он наконец наклоняется, чтобы поцеловать меня. Я стягиваю с себя майку и помогаю ему с этим чертовым бюстгальтером без бретелек, которым боялась озадачить № 1. (Кстати: если у вас большая грудь, вы выкормили троих и нашли надежный лифчик без бретелек, в котором грудь выглядит бодрой и крепкой, а не сплюснутой, то будете носить его всегда, несмотря на мучения с застежками.) Джонни уже снял рубашку, и я вижу его многочисленные татуировки. Это меня только подстегивает, как будто мы совершаем что-то не вполне законное и даже опасное. Глупо, конечно, нет никого безобиднее Джонни, но мне нравится этот настрой. Мы уже лежим, слышится только громкое сопение собаки, стоящей на страже. Я кошусь на Флойда: клянусь, он смотрит на меня с неприкрытой ненавистью. Это сильно отвлекает.
— Джонни, — откинувшись назад, шепчу я, — может, ты на время выведешь Флойда?