— Оба, — отвечаю. Неприятно брать на себя ответственность за ситуацию, но хочется, чтобы у нее были здоровые отношения с нами обоими, и ради этого я готова скрывать правду. — Я всегда говорила, что танго танцуют двое, помнишь? В отношениях не бывает виноват кто-то один. В ответе всегда оба.
— Понятно, — бормочет она так тихо, что разбивает мне сердце.
— Обещать, что мы с папой останемся вместе, я не могу. Но обещаю: когда-нибудь все непременно наладится. Я всегда буду твоей мамой, а папа всегда будет твоим папой, и мы всегда будем любить тебя, Дейзи и Хадсона больше всех на свете. Это никогда не изменится, и неважно, живем мы вместе или порознь.
Джорджия молчит. Хорошо, что я за рулем, а дочка на заднем сиденье: она не видит моих слез, а я — ее.
— Всё в порядке? — спрашиваю и понимаю, что жду от нее заверений в том, что она справится с нашим расставанием.
— Ну, так… — начинает она и тут же останавливается. — Это не самое лучшее в моей жизни, но да, я вроде ничего.
Я разражаюсь смехом. Моя маленькая девочка, до чего же ты смелая, стойкая и смешная. Я сделаю все на свете, чтобы ты оставалась такой же. Однако вопросы не иссякают: выйду ли я когда-нибудь замуж за другого мужчину? Если да, значит ли это, что у нее будет новый отец? Кажется, самый тяжелый и печальный момент разговора позади, раз уж речь зашла о будущем. Я снова смеюсь и поддразниваю ее: слишком уж ты разогналась, не беги вперед паровоза.
— Ах да, я забыла. — Она хихикает. — Папа все равно останется моим папой.
— Именно так, — отвечаю. — Наши с ним чувства друг к другу могут измениться, но чувства к тебе — никогда.
По крайней мере, я знаю, что это правда. Приятно говорить об этом с такой уверенностью.
Воскресенье, день заезда. И мне, и Майклу хочется отвезти Джорджию: она впервые едет в лагерь с ночевкой. Втроем в одной машине — это я еще переживу. Но ехать с ним обратно — ни за что. После длительных переговоров в сообщениях решаем отправиться на двух машинах.
Все происходит быстро и скомканно. В домике я разглаживаю новые простыни на кровати Джорджии и отдаю короткие указания Майклу. Мы фотографируем дочку: в своем пастельном сарафанчике с разводами «тай-дай» она стоит перед деревянным домиком. Прощаемся, и, как только она убегает, между нами повисает тишина.
— Пока, Лора, — тихо произносит Майкл, когда я открываю дверцу машины. Я поднимаю руку — то ли хочу помахать, то ли останавливаю его — и уезжаю. В ближайшие две недели мне не придется видеться и общаться с ним. Наконец-то можно выдохнуть. У меня нет выбора: надо обсуждать с мужем финансы, расписание и детей, и каждый такой разговор — соль на рану. Кто знает, вдруг возможность отдохнуть от него умерит злость, что тяготит меня в последние месяцы.
Глава 4. Не встревай между хозяином и его собакой
Через несколько часов, уже дома, получаю сообщение от Джонни: он интересуется, где я хочу встретиться. Мою часть города он не знает и предлагает самой выбрать место. Здесь полно модных хипстерских заведений, но он вряд ли впишется в их публику, так что выбираю старый бар на тихой улице между нашими домами.
Прихожу пораньше и сажусь в центре барной стойки, подальше от посетителей. На мне обрезанная джинсовая мини-юбка, шлепанцы и черная майка на тонких бретельках, загорелые плечи выставлены напоказ. Прошу сделать «Маргариту». Пожилая барменша кивает: «Конечно, милочка», — и я ощущаю себя девчонкой, играющей во взрослую.
К приходу Джонни успеваю выпить полбокала — не потому, что он опоздал, а потому что сильно нервничаю. На нем джинсы, полосатая рубашка с воротником на пуговках и толстая золотая цепочка — нарядно по сравнению с его обычной рабочей одеждой. Он наклоняется поцеловать меня в щеку. Пахнет одеколоном, и это развеивает мои сомнения: я и правда на свидании.
Мы сидим в баре несколько часов: он пьет пиво, я же обхожусь без второго бокала — скоро домой, двадцать минут за рулем. Он рассказывает о своем давнем разводе, об изменах жены и напряженных отношениях со взрослыми сыновьями. И о новообретенной вере тоже — замечаю, что на цепочке висит крестик. Джонни цитирует пастора, а я пытаюсь понять, что это за церковь — евангелисты, движение перерождения. Я еврейка, поэтому рассуждения об Иисусе мне не близки. Джонни очень религиозен, и хотя я не разделяю его убеждений, все же ценю его искренность и порядочность. Он, как и я, пытается нащупать свой путь после пережитого потрясения, чутко слушает, замечает мои душевные раны и не сторонится их. Меня успокаивает, что ему не надо объяснять, кто есть кто: Майкла он знает еще со времен ремонта.
Собираясь на выход, сообщаю, что уже расплатилась. На улице он говорит, что приехал на новом пикапе, и открывает дверцу со стороны водителя, чтобы показать мне салон.
— Обожаю пикапы, — восторженно замечаю я и вдыхаю аромат новой машины, откинувшись на водительском кресле. Наверное, здорово проехать на такой машине по грунтовке. Все лето я слушала кантри и представляла, как располагаюсь на переднем сиденье, закинув ноги на приборную панель, а за окном проносятся кукурузные поля и персиковые сады. Пока упиваюсь пасторальными фантазиями, Джонни отлучается в туалет.