Большие хищные птицы взлетают и приземляются на одни и те же места, расположенные чуть ниже горной тропы, по которой я только что взбиралась. Я наблюдаю за ними. Эти птицы выглядят очень величественно, мастерски паря в восходящих потоках воздуха без какого-либо видимого напряжения. Внизу виднеются капитальные строения. Стены обветрены, на них остались лишь следы белой краски. Я захожу в эту деревню с северной стороны.

Повсюду летает пыль. Легкий коричневый грунт со временем превратился в жесткий бетон. Ветер продолжает безжалостно атаковать всех, кто попадается на его пути, воздух сотрясается от постоянного рева стихии. Теперь в этой крохотной деревне с трудом можно насчитать две сотни душ, но к зиме здесь соберется пять тысяч человек. Большинство кочевников возвращаются сюда со своими юртами, которые они окружают заборами. Сейчас мне нужна вода, но на моих картах нет ни одного источника на ближайшие сто километров. Мне абсолютно необходимо наполнить здесь мои резервуары для воды. В деревне-фантоме я рассчитываю только на это.

Продолжаю идти в привычном ритме и двигаюсь вперед. Кажется, что здесь все вымерло, но вот до моих ушей доносится чей-то голос. Я замечаю, как на меня пялится женщина и тут же исчезает между двумя домами. Я все также иду по единственной деревенской дороге. Останавливаюсь перед зданием с открытыми дверями. По монгольскому обычаю, здесь нет ни таблички, ни эмблемы. Оставляю все свои вещи снаружи и вхожу в небольшую деревянную дверь, покрашенную в изумрудный цвет. Дверь состоит из двух частей, я прохожу через открытую половину. Внутри за стойкой стоит импозантная женщина. На единственной длинной полке стоит несколько бутылок водки. Женщина не обращает на меня внимания, потому что слишком занята созерцанием своего отражения в маленьком зеркальце. Я приветствую ее на монгольском языке и спрашиваю, где найти воду и рынок. Она агрессивно отвечает мне: «Водка здесь!» – и тут же исчезает в маленьком проеме. Я смотрю за стойкой, но вижу только бутылки с водкой, нет и намека на водопроводный кран. Разворачиваюсь, чтобы уйти. В углу комнаты брошены сломанные стулья, стены едва не падают от древности, все пропитано запахом старости вперемешку с рвотой. Но даже и такое здание дает мне защиту от ветра. Это хорошо для меня, и я это ценю. Возвращаюсь к своим вещам. К своему удивлению, застаю двух жирных монголов, от которых пахнет алкоголем, за тем, что они как раз извлекают из моего рюкзака мои скромные пожитки. Я кричу на них и вырываю у них из рук GPS и шляпу, которую они уже успели примерить.

«Где мне найти воду?»

Создается впечатление, что они меня не понимают, поэтому я разыгрываю сценку, в которой показываю, что пью воду из бутылки, а затем переворачиваю бутылку вверх тормашками, демонстрируя, что там пусто. Внезапно замечаю длинную скрученную трубу на здании позади меня. В моей голове раздается голос моего советника из Улан-Батора: «Люди моются в общественных банях. Иногда они согревают бани и пользуются ими. Ты легко поймешь, что перед тобой баня, потому что это единственное здание с трубой, которая устремляется в небо».

Я снова поворачиваюсь к этим двоим субъектам с вялыми выражениями на лицах.

Я машу рукой в сторону общественной бани. Они тут же гавкают мне в ответ «Барко!»[3], затем поворачиваются на пятках, видимо, чтобы не пришлось мне помогать, и идут в «бар» через маленькую дверь, которая слишком узка для них. Я иду за ними по пятам. Когда моя нога пересекает порог, толстая женщина за стойкой впадает в панику. Я вижу, что она ужасно злится, ее лицо наливается, как помидор, и она мечется туда и обратно через порог. Я не уверена, что хочу знать перевод тех слов, которые она мне кричит… Именно так меня впервые выкинули из таверны, словно блудную собаку. Поэтому я выхожу. И что же мне теперь делать? Возвращаюсь, а что мне еще остается? Я не могу сдаться, деревня пуста, а единственные люди, которые могут дать мне воду, находятся прямо передо мной. Прежде чем кто-то успевает пошевелиться, я усаживаюсь между двумя мужчинами и заказываю всем выпивку. Стаканы наполнены, я жду, пока они выпьют, и очень вежливо спрашиваю, где мне найти воду. Женщина понимает мою стратегию и со смехом спрашивает: «Повторить?» – поднимая бутылку в руке. Я улыбаюсь пьяной женщине, смотрю на ее собутыльников, которые с трудом держатся на ногах, и ухожу, хлопнув дверью.

Отлично, нужен запасной план. У меня нет выбора и нет никаких идей, я просто направляюсь к дверям общественной бани. Хм. На двустворчатой железной двери висит огромный ржавый замок. Мне никак не пробраться внутрь. Обхожу вокруг здания, чтобы найти другой вход. Я начинаю беспокоиться и злиться. Мне нужно выбраться из этого места. Чувствую, что здесь небезопасно. Разворачиваюсь в полном изнеможении. Эта банда придурков высосала все мои силы. А сейчас я просто хочу уйти как можно дальше, чтобы мой лагерь был вне зоны их досягаемости, но солнце уже начало клониться к западу, а МНЕ НУЖНА ВОДА! Внезапно ход моих мыслей прерывает неизвестно откуда взявшийся человек. Он стоит прямо перед моими пожитками и жестом просит меня дать ему мои пустые резервуары для воды. Я сомневаюсь и боюсь, что он украдет их. Из-под солнцезащитных очков внимательно рассматриваю пришельца. Он одет в традиционную одежду, но кажется мне не таким, как предыдущие. Есть ли у меня выбор? Не особо… Я решаю дать ему один из моих резервуаров. Через пять минут он возвращается, до краев наполнив водой мою десятилитровую бутылку. Прекрасная, чистая, сладкая вода. Я словно ожила. Передаю ему остальные резервуары, он тут же улыбается мне и вскоре возвращается с ценной жидкостью. Я не знаю, как отблагодарить его, и достаю свой разговорник. Сложив руки, он вежливо закрывает книгу и без слов улыбается мне. Взглянув на него, я все понимаю. Располагаю воду в нижней части моей тележки между двумя колесами, где меньше всего ощущается вес. Меня не нужно упрашивать поскорее уйти отсюда, поэтому я удаляюсь довольно быстро.

Но я слишком любопытна. Оборачиваюсь и вижу, что человек все еще стоит там, посередине дороги. Не шевельнувшись, он смотрит, как я ухожу. Гляжу на горизонт. Меня охватывает тепло: я только что встретила одного из своих «хранителей».

В новообретенной тишине я чувствую огромную благодарность. По левой щеке меня лупят песчинки, глаза жжет.

Останавливаюсь, чтобы накрыть голову большим хлопковым платком и защититься от ветра.

Ветер иссушает и обжигает. В сочетании с температурой воздуха под 40 °C это почти смертельная мука, которая медленно и неумолимо убивает меня.

Я поднимаю голову и исследую горизонт, который продолжает волнами стелиться вдаль. Передо мной расстилается пустынная равнина: вокруг нет ничего, и лишь далеко на севере виднеются какие-то возвышения. Я оборачиваюсь в последний раз и вижу сквозь облака пыли лишь силуэт мужчины, который помог мне, но, пока я стряхиваю с себя очередную порцию пыли, он исчезает.

Я с радостью удаляюсь от этой деревни, почти не прикладывая к этому усилий. Между двумя песчаными дюнами нахожу скалистые формирования, которые расположены чуть западнее, и решаю двигаться в этом направлении. Мне нужно найти защищенное от ветра место, чтобы поставить палатку. Меньше чем за час я дохожу до тени большой скалы из песчаника. Останавливаюсь, чтобы свериться с картами.

У меня есть русские топографические карты с масштабом 1:500 000, которые датируются 1950 годом.

К тому же есть три карты Монголии. Если их сравнить, то все они дают разную информацию. Это лишь источники более-менее правдивой или ошибочной информации. Поэтому я читаю их с большим вниманием, стараясь найти все, что могло ускользнуть от меня.