Сон на то и сон, что там не все как в жизни. То, что Сяоюнь оказалась на месте аварии, вовсе не означало, что она имела к ней какое-то отношение. У Лифаня, похоже, все смешалось в голове, от переизбытка чувств он не мог мыслить рационально и перестал отличать явь от сна.

Сейчас он сознавал все гораздо яснее и никакого оправдания своему поведению придумать не мог. Но хуже было от другой мысли: что если, у него больше не появится шанс как-то оправдаться перед Сяоюнь? Вдруг он больше ни разу не увидит ее? И тогда до конца дней его будет терзать чувство вины.

Тут же ему в голову пришла еще одна неприятная мысль: а не проснулась ли Сяоюнь после такого сновидения вся в слезах? Не чувствовала ли она себя потом целый день подавленной?

Мерзавец! Если бы он мог прямо сейчас отыскать Сяоюнь, то долго бы просил у нее прощения. Но все волнения были впустую, ведь все равно ничего с этим уже не поделаешь. И это злило его больше всего.

Следующие несколько дней засыпал Лифань с трудом. Он все ворочался с боку на бок. А сон никак не шел. Лифаню хотелось как можно скорее попасть в сновидения, чтобы как-то искупить вину, сгладить то ужасное впечатление, которое наверняка сложилось о нем у Сяоюнь. В результате же он из раза в раз проваливался в забытье и спал до самого утра без единого сна… И что, спрашивается, делать в такой ситуации?

И каждый раз после пробуждения Лифань терял частичку надежды. У него начали закрадываться подозрения, что он вообще больше не встретит Сяоюнь в снах.

Паршиво! И от собственной беспомощности Лифаню было и смешно, и горько.

Впрочем, чего он в конечном счете добивался? Вроде бы изначально Лифаню как раз хотелось, чтобы ему вообще не докучали во сне и наяву, а оставили наедине с привычной рутиной. А теперь вдруг не терпелось, чтобы его голову вновь наполнили бредовые грезы…

Прошло уже пять дней, а он все беспокоился, как там дела у Сяоюнь. Все ли у нее в порядке? Она еще где-то там, ждет его? И единственное, что их разделяет, – незнание, в каком уголке мира живет другой?

Состояние у Лифаня было столь плачевное, что он даже начал проверять выпуски новостей, хотя пользы это приносило немного: все равно что нырять за иголкой в океан. Ничего полезного для себя он так и не узнал.

Пролетело восемь дней, а ему так и не пришло в голову ничего, достойного записи в блокноте.

Настали выходные. Лифань сел за компьютер и начал перебирать свои заметки. Главной проблемой оставалось то, что он не знал полного имени Сяоюнь. В соцсети без полного имени ее не отыскать.

Лифань проглядел бесчисленные фотографии тайваньских чайных плантаций, но ничего похожего на поля из сновидения не увидел. Заодно пробил «международный фестиваль мультфильмов» и «Гуаньду», отыскал организатора… Тайбэйский университет искусств, который еще называют «Гуаньду»…

Наверно, там Сяоюнь стоило поискать.

– Ты куда собрался?

Сестра застукала Лифаня в тот момент, когда он собирался улизнуть из дома.

– В бассейн. – Лифань нацепил бейсболку, натянул кроссовки и, не дожидаясь дальнейших расспросов, выбежал за дверь.

Разумеется, он пошел не в бассейн. Плавки и прочие вещи Лифань оставил дома. Он отправился в прямо противоположном направлении. Сначала около часа трясся в автобусе, потом пересел на метро, добрался до района Гуаньду и, наконец, сел в маршрутку, курсировавшую до вуза. В общем на дорогу у него ушло около двух часов. Россыпи высоток за окном постепенно уступили место приземистым домишкам пригорода.

Лифань оказался перед каменной стелой, на которой значилось: «Тайбэйский университет искусств».

Рядом висели баннеры и объявления о фестивале мультфильмов «Гуаньду». Рыжие и розовые линии особенно ярко смотрелись на фоне зелени вокруг…