Я вернулась к затее с отравлением, но на качественно новой ступени. Повышенная доза лекарства нередко тот же яд, а пока оно сработает, я успею исчезнуть с места действия. И вот тут мне вспомнился ротинал, полученный от Аннемари де Пасси. Поскольку я так и не выбросила пузырек, пилюли оставались в моем распоряжении, и что самое удачное, на наклейке стояло имя самой Моники. Сильнейшее средство трудно было и придумать. Если одна пилюля свалила меня почти на целый день, четыре или пять вычеркнут моего врага из списка живых. Надо только тщательно смешать их с тем, что отобьет привкус. Никто никогда не сумеет доказать, что это не было самоубийством, а уж возможность подсунуть ротинал непременно подвернется.

Получалось, что я все-таки набрела на идеальный способ отправить эту гадюку на тот свет. Это даже не будет убийство, думала я, это будет справедливая месть, в особенности за Мишеля де Пасси. Правосудие наконец осуществится — моей рукой.

Пока, однако, следовало посвятить все свое внимание завещанию. Если оно не будет должным образом заверено, убийство потеряет смысл, поскольку не принесет мне ничего существенного.

Во вторник утром я позвонила своему начальнику, гнусному типу по фамилии Арман, чтобы предупредить, что задерживаюсь. Он напомнил, что это будет четвертое опоздание за последний месяц. Я пропустила его ворчание мимо ушей — теперь, перед самым финишем, житейские мелочи теряли всякое значение.

Олива явилась чуть позже девяти, с антрацитово-черными волосами и стрижкой, как у Моники. Она снова поднялась по лестнице тяжело, с усилием. Глаза у нее совершенно заплыли.

— Я — «сова», — буркнула она в ответ на мой немой вопрос.

Чтобы привести ее в себя, пришлось приготовить кофе тройной крепости. Мое предложение помочь с одеждой было встречено словами:

— Отвали! Я собираюсь не на школьный бал.

Пока Олива переодевалась, я, вся на нервах, кругами ходила по гостиной с сигаретой в руке. Процесс преображения занял сорок пять минут, но когда Олива вышла из спальни в элегантном черном костюме и шляпке из моего гардероба, я застыла на полушаге. Она не просто выглядела как Моника (даже не «в точности как Моника»), она и была Моникой де Пасси, французской графиней, с ее обманчивой мягкостью и утонченностью манер. Это было подлинное чудо.

Я забинтовала ей правую руку, затем мы еще раз обсудили важнейшие моменты плана.

— Что ты сделаешь, как только там окажешься?

— Постараюсь ее очаровать, — усмехнулась Олива.

— Правильно. Будь обаятельной, безмятежной и при этом деловой. Упомяни, как высоко Нейт ценит ее способности. Можно к случаю пошутить… что-нибудь о том, что, знай он о твоем намерении обсудить контракт именно с миссис Маккласки, он бы застрелился… ну, ты понимаешь.

— Еще бы!

— Что потом?

— А это обязательно — перебирать все мелочи сто миллионов раз?

— Что потом?

— Ладно, ладно! Я дам ей некоторое время поговорить насчет брачных контрактов, потом ненавязчиво вставлю, что мне кое-что пришло в голову, и подниму вопрос завещания. Скажу, что уезжаю в поездку, ну и мало ли что. Когда она поддакнет, я упомяну, что собиралась по этому вопросу к другому адвокату, но теперь думаю, а зачем столько мороки, если можно убить двух зайцев сразу. Не может ли она помочь и посмотреть документ? Лучше всего было бы и подписать, но увы, моя рука…

— Допустим, она спросит, что с рукой.

— Отвечу, что ничего особенного, глупая случайность.