Словно кто-то стукнул ложечкой по краю хрустального бокала.
Не усидев, я вскочила и принялась расхаживать, гоняя во рту сигарету и не замечая, что говорю сама с собой.
— Допустим, я предложу этой женщине сыграть роль Моники… например, чтобы она подписала у нотариуса новое завещание… завещание, по которому оставляет все мне…
Рискованно? Очень, но не более чем интрига, сплетенная Жанной де ла Мотт-Валуа, которая, между прочим, увенчалась полным успехом! Результат превзошел все ожидания интриганки. «Долой Бурбонов, да здравствует революция!»
До сих пор я рисовала себе изгнание Моники в каком-то общем, неопределенном смысле и, вообще говоря, имела в виду ее отъезд из Нью-Йорка. Довольно было и того, что она уберется назад в Париж или куда там ей вздумается, лишь бы не путалась больше под ногами. Теперь же я чувствовала, как в душе прорастает зерно жестокости. Пока владелец состояния жив и здоров, завещание остается бесполезным куском бумаги. Впервые моя идея избавиться от Моники была окрашена в такие черные тона.
К несчастью (или к счастью, как мне понемногу начинало казаться), я уже кое-что знала о завещаниях — Люциус дал мне первый урок, обобрав меня до нитки. Основной вопрос тогда заключался в том, является его последняя воля законной или нет. К моему глубочайшему сожалению, она оказалась грамотно составленной и имела все необходимые подписи и печати.
Интересно, что это завещание, учитывая огромные размеры состояния, было поразительно коротким. Люциус сам напечатал его на старенькой пишущей машинке, которой иногда пользовался при переписке. В том, что он так поступил, заключался самый неудачный для меня момент, потому что (как подробно объяснил мистер Салливан, адвокат, заверивший эту бумагу) в Нью-Йорке завещание, написанное вручную, не имеет законного веса, если только вы не военнослужащий на боевом задании и не моряк, находящийся вдали от дома.
По словам мистера Салливана, Люциус не считал этот документ своей последней волей, для него это был, так сказать, пробный шар. «Я только хочу знать, что упомянутая особа не останется в накладе» — вот что он сказал. Однако когда адвокат предложил составить более подробное завещание, с тем чтобы он мог явиться для подписи позднее, он отклонил это предложение, напомнив, что уже имеет личного поверенного, Нейта Натаниеля. Тем дело и кончилось — на той же неделе Люциус умер.
Перед моим мысленным взором проходили волнующие картины: вот я печатаю короткое завещание, по которому все состояние Моники в случае ее смерти переходит ко мне; вот ее двойник отправляется к адвокату и в его присутствии и с соблюдением соответствующих формальностей ставит под завещанием подпись.
Просто и вполне осуществимо, за исключением одной мелочи. Подпись.
Разумеется, у меня имелся вполне приличный образец подписи Моники — в записке, приложенной к цветам, — так что само по себе это проблемы не составляло. Проблема была в недюжинном уме Нейта Натаниеля. Он просто обязан заподозрить неладное и разобраться, что к чему. Он просто не мог не потребовать экспертизы, и вся затея лопнула бы как мыльный пузырь. Подделку подписи легко разоблачить, особенно если образец берется на глазах у специалиста.
Это заставляло призадуматься. Как подписывает завещание человек физически неполноценный: калека или недоразвитый от рождения? Ведь и богач может сломать обе руки или перенести паралич — да мало ли что бывает! Наверняка должна быть какая-то юридическая процедура и на этот случай.
На другое утро я начала необходимые исследования в области законоведения. Поскольку лично ходить по знакомым адвокатам было бы безумием, а полагаться на общедоступные статьи и эссе как-то не хотелось, я позвонила в Олбани, в Ассоциацию адвокатов штата Нью-Йорк. Оттуда меня направили в Манхэттен, в справочную по вопросам права, а те переадресовали к некоему Джеффри Бэнксу, эсквайру, адвокату по делам об опеке над имуществом, с обширной практикой в самом центре Манхэттена. Из предосторожности я связалась с ним по телефону-автомату из ближайшей забегаловки.
Для начала я объяснила, что телефон мне дали в справочной по вопросам права, и это было единственное, о чем я сказала честно. Я представилась сиделкой пациента со сломанными в результате аварии верхними конечностями. Испуганный случившимся, он якобы желает составить завещание.
— А способен он лично явиться ко мне в контору?
— Вполне. Однако он не может владеть руками.
— Закон гласит, что в подобных случаях клиент не обязан лично ставить подпись.
— Вот как? Но что это будет за документ, без подписи? Разве такое завещание действительно?
— Достаточно, если сотрудник фирмы подпишет документ под его надзором и в присутствии свидетеля. Вот почему я спросил, может ли ваш пациент явиться сюда лично.
— И вы утверждаете, что завещание будет законным?