Орест стал подпрыгивать на пятой точке, раскачиваясь во все стороны, пока не перекинулся, погрузившись в воду с головой. Раздалось громкое бульканье, затем всё затихло. Владыка исцелялся, вытягивая силу из затхлых колодезных вод.
Сурья смотрел, как волосы брата в темноте переливались голубыми искорками, и нервно кусал губы.
Не тронули…
Он вспоминал, как деревенские мужики стащили с него тело Ореста, отбросили в сторону и стали тыкать в его собственную грудь вилами. Один, второй… десятый раз. Железные зубья соскальзывали с груди, как с ледяной глыбы, не оставляя даже царапин.
— А ну уйди, пьянь, — заревел один из них и нацелился в голову Сурьи топором, однако промахнулся.
— Сатана, чистый Сатана, — воскликнула дородная баба и рванула, что было прыти, прочь к деревне. Могучая грудь колыхалась, подпрыгивая при каждом скачке. За ней с криками и воплями понеслась детвора помладше. Старшие попрятались в высокую траву и стали наблюдать.
Мужик с топором растерялся, однако вмиг пришёл в себя и снова занёс топор. Лезвие вонзилось в голову Сурьи, пройдя насквозь. Он не почувствовал боли, только лёгкое прикосновение — будто птица крылом махнула. Мужик заревел, как медведь, и попятился назад. Сурья приподнялся на локтях, затем сел. Оглядевшись, он увидел, что топор торчит из земли, вогнанный почти по рукоять.
— Заговорённый, — пробормотал мужик и боязливо перекрестился.
Деревенские мужики уже не выглядели такими смелыми. Сурья осторожно поднялся и подошёл к Оресту. Тут народ не выдержал — видно, нервы совсем сдали, и кинулись на братьев, наваливаясь сверху немытыми, смердящими потом телами. Кто-то принёс цепи. Сурью с Орестом растащили в разные стороны, замотали в цепи, так, что даже вздохнуть было тяжело, и потянули в деревню.
Возле ближайшего колодца остановились и бросили туда обоих пленников. Затем накрыли колодец крышкой и навалили сверху мешков с камнями.
Колодец оказался мелким и затхлым — видно, им давно не пользовались. На дне плавали листья и дохлые крысы, уже начинавшие пухнуть. Сурья брезгливо отодвинулся, чтобы смердящие тушки не касались его плеч. Из ран Ореста сочилась кровь, смешиваясь с грязной водой, и через некоторое время воздух пропитался её запахом.
Несколько раз колодец открывали, поливая братьев холодной чистой водой, пахнувшей ладаном, и это было единственным утешением.
Сурья облегчённо вздохнул, когда Орест, полностью излечившись, вынырнул на поверхность и, поднатужившись, разорвал цепи. Затем он вскочил на ноги и потянулся, похрустывая сросшимися костями.
— Пойду-ка, погляжу, чего они там наворотили.
Он ловко вскарабкался по склизкой стене колодца на самый верх и ударил кулаком в крышку. Раздался грохот — то свалились несколько мешков с камнями. Тут же зашумел народ, поднимая мешки и кидая обратно. Однако Орест продолжал стучать кулаком — крышка дрожала, как вдруг стала трещать, и сверху на него посыпались щепки.
— Вот дьявол! — воскликнул Орест, сообразив, что вся груда мешков сейчас рухнет вниз, прямо на голову Сурьи. Он мгновенно спустился вниз и навалился на брата, прижав всем телом к стене.
— Ты что делаешь?
— Спасаю тебя.
Однако крышка выдержала. Орест больше не рискнул ломиться вверх. Отдохнув, он освободил от цепей Сурью, и они сели рядом, потупив головы, мучительно размышляя над тем, как выбраться из передряги.
— Можно сделать тебе убежище в стене. Потом я разобью крышку, раскидаю тяжесть и вытащу тебя.