Сделать книгу «понятной читателю» для добросовестного Вествика значило осветить все расхождения между двумя версиями текста и прибора. Иногда все, что от него требовалось, – это подчеркнуть вставленный пассаж. Так он поступает, например, там, где Ричард пишет, что исчисление года начинается с 1 марта – по обычаю астрономов, которым было удобно помещать февраль с его лишним днем в конце календаря. Танстед с этим был не согласен и настаивал, что в качестве исходных лучше использовать данные, рассчитанные для января. Он, скорее всего, опирался на более поздние «Альфонсовы таблицы», составленные астрономами короля Альфонсо Кастильского и попавшие в Оксфорд из Парижа уже после того, как был написан «Трактат об альбионе».

В этом месте Вествик всего лишь подчеркнул вставку Танстеда красными чернилами. В иных случаях Джону приходилось прилагать гораздо больше усилий. Труднее всего ему пришлось, когда он скрупулезно – и почти безукоризненно – переписал 17 таблиц астрономических данных, приложенных к трактату, а потом с ужасом обнаружил, что одна из них в результате внесенных Танстедом изменений стала неверна! Таблица содержала важнейшие аспекты положения Луны, вычисленные по отношению к точке равноденствия. Танстед решил, что может упростить расчеты, вычислив этот параметр относительно Солнца. Вествику не оставалось ничего другого, как целиком скопировать таблицу Танстеда. Он изобразил цепочку из точек и ромбиков, чтобы показать, куда – на 11 страниц назад – необходимо ее вставить. Рядом с ней он (с легким намеком на раздражение) написал:

Джону не повезло вдвойне: добавленная им таблица кишела ошибками. Переписывание таблиц, полных разрозненных данных, было важным, но крайне утомительным делом. Конечно, копировать – при условии, что под рукой у вас есть образец, – проще, чем считать все заново, но переписчики должны были в совершенстве владеть похвальными для монаха навыками концентрироваться и не допускать ошибок. Однако даже лучшие из них могли неверно прочесть число, случайно пропустить или продублировать строку. Надо сказать, что Вествик был в этом деле особенно хорош. Он скопировал таблицы «Альбиона» из того самого манускрипта, который дополнил чертежом ректангулуса (судя по повторяющемуся не совсем обычному написанию одного и того же слова, этот манускрипт действительно написан его рукой), и сделал это с минимальным количеством ошибок. Но дополнительной таблицы, необходимой по версии Танстеда, в этой рукописи нет. Вествику пришлось искать ее в другом астрономическом сборнике, и, судя по числу ошибок в ней, ему попалась таблица, из рук вон плохо скопированная из первоисточника[304].

Не зная этого источника, мы не можем сказать наверняка, кто в этих ошибках повинен. Возможно, конечно, что, несмотря на выдающиеся способности Вествика, ошибки – следствие утраты им концентрации. К 88-й странице трактата он уже наверняка вымотался. Там, дав себе волю, он написал, что не имеет никакого отношения к тому, что только что скопировал. Объясняя, какую шкалу использовал Ричард для вычисления уравнения времени – разницы между средним и истинным солнечным временем, он устало заметил, что «Саймон [на этот раз никакого "мастера". – Прим. авт.] делал по-другому, как было показано в приложении 18, а также в других местах, многие из которых кажутся противоречивыми»[305]. Как бы завуалированно ни выражался Вествик на своей изящной латыни, перед нами момент откровенности: редактирование его утомило.

И он нашел возможность несколько облегчить себе работу. Сделанные им рисунки шкал альбиона заметно более небрежны, чем в том манускрипте, откуда он их копировал. Ричард Уоллингфордский подробно объясняет, как разметить шкалы с помощью циркуля и линейки, – здесь 24 равных промежутка, там диаметр, – но чертежи Вествика кажутся несколько торопливыми. В одном месте он выкинул чертеж целиком и предложил читателям «представить, что здесь должен быть рисунок шкалы первого лимба на лицевой стороне, но она очень четко начертана на инструменте, поэтому здесь пропущена»[306]. Незачем зарисовывать то, что имеется под рукой.

Инструмент, лежавший перед Вествиком, вполне возможно, принадлежал лично Ричарду, а может, сам сын кузнеца его и сделал. В одном месте в тексте Вествик назвал тот же диаметр инструмента, а описывая шкалу астролябии, упомянул несколько характерных деталей: например, что линии азимута размечены у линии горизонта. Он явно живо интересовался как самим инструментом, так и теоретическими выкладками Ричарда и на последней странице своего комментария перешел от одного к другому в потоке связного, хоть и несколько непоследовательного размышления. Он восхитился тем, как удачно в конструкции Ричарда метки затмений изолированы от основных шкал инструмента, чтобы не запутать пользователя, а затем отвлекся на обсуждение теории затмений аль-Баттани. В последнем примечании Джон внезапно прервал описание разметки спиральной шкалы, вспомнив, видимо, что Саймон Танстед ее изменил. Середину этой страницы он оставил пустой. Вероятно, он не довел дело до конца, потому что его подгоняла необходимость передать книгу предполагаемому адресату[307]. Но кем был этот адресат? И зачем Вествик взял на себя нелегкий труд столь тщательной компиляции?

В 1320-е и 1330-е годы правление аббата Ричарда Уоллингфордского вызывало недовольство не только в стенах монастыря. У него возникли серьезные трудности и в отношениях с городом. Очевидно, что обитель невозможно было полностью изолировать от внешнего мира. Монахи регулярно контактировали с мирянами: как минимум закупали еду и привечали паломников. Даже медь для изготовления научных инструментов монастырю поставляли ремесленники, мастерившие кухонную утварь. А самое главное, бóльшую часть дохода аббатства составляли рента, местные сборы и плата, которую монахи взимали за использование своих водяных мельниц. Предшественники Ричарда не сумели отстоять финансовых интересов монастыря, судебные тяжбы затягивались на десятки лет. Даже Ричард, своей первоочередной заботой считавший моральный облик монашества, вскоре понял: чтобы разобраться с долгами аббатства, нужно прежде всего утвердить его власть в городе.

За несколько месяцев до избрания Ричарда горожане Сент-Олбанса уговорили только что коронованного Эдуарда III даровать им хартию привилегий. Это, считали горожане, давало им право молоть зерно и валять шерсть с помощью собственных ручных мельниц. Ричард же считал, что монополия на столь прибыльные технологии принадлежит аббатству. Препирательства быстро переросли во встречные судебные иски. Когда по приказу аббата констебль попытался арестовать главу горожан, тот оказал сопротивление, и во вспыхнувших беспорядках оба были убиты. Судебное дело поначалу обернулось не в пользу Ричарда, но, оказывая давление на местных лордов, оспаривая состав судебной коллегии и оказывая судьям щедрые знаки внимания, он сумел склонить ход дела в свою пользу. Горожане немедленно нарушили достигнутое соглашение, но вскоре Ричард окончательно подмял их под себя. Жители города отказались от своей драгоценной хартии и передали аббатству все ручные мельницы[308].

Празднуя победу, Ричард вымостил жерновами конфискованных мельниц полы перед своей приемной. Может, горожане видели их и нечасто, но это был урок и для монахов тоже. Аббат прекрасно знал, что кое-кто из братии – семейными узами или же регулярными контактами – был связан с жителями города и, следовательно, опасно близок к неповиновению. Что касается самых неблагонадежных, ему не оставалось ничего другого, как, последовав освященному веками примеру прежних аббатов Сент-Олбанса, отправить их в ссылку в захолустные монастыри[309].

Самая дальняя из дочерних обителей Сент-Олбанса располагалась в Тайнмуте, на севере Англии. Именно туда аббаты чаще всего отправляли возмутителей спокойствия, и, согласно хронисту Матвею Парижскому, с одной стороны, хватало одной только угрозы ссылки в этот монастырь на голой скале, чтобы упорствующий монах ударялся в слезы и молил о прощении. С другой стороны, такая ссылка давала самым честолюбивым из монахов отличный шанс проявить себя. Примас ордена бенедиктинцев Томас де ла Мар девять лет прослужил в Тайнмуте приором и, показав там себя с наилучшей стороны, в разгар эпидемии черной смерти занял пост аббата Сент-Олбанса. Когда через полвека после Ричарда Уоллингфордского отношения между аббатством и горожанами вновь испортились, аббат Томас, вероятно, вспомнил о Тайнмуте[310].

В 1370-е годы жители Англии страдали под бременем постоянно растущих налогов: война с Францией требовала все больше денег. В 1377 года была введена подушная подать: все граждане старше 14 лет должны были уплатить в казну по четыре пенса. Юному королю Ричарду II эти деньги не принесли ни финансовой стабильности, ни военной удачи, и в 1379 году королевские советники приказали обложить страну еще одним подушным налогом. В 1381 году попытка собрать налог в третий раз спровоцировала крестьянское восстание. Жители Сент-Олбанса с энтузиазмом к нему присоединились: разъяренные горожане ворвались в аббатство. Они выпустили узников монастырской тюрьмы, заставили аббата подписать хартию прав и не отказали себе в удовольствии расколотить старые жернова, конфискованные у них Ричардом Уоллингфордским. Они раздавали черепки как символы своей победы, сообщает ошеломленный хронист Томас Уолсингем, как освященные просфоры. Кое-кто из монахов, предупрежденных о подходе бунтовщиков, успел бежать в относительную безопасность Тайнмута. Джона Вествика, однако, среди них не было: в то время он уже жил на севере[311].

Тайнмутские монахи заплатили подушный налог. В сравнении с другими английскими монастырями Тайнмут считался богатым приоратом, поэтому по скользящей шкале налога 1379 года с тайнмутских монахов взяли больше, чем с братии монастырей поменьше. Список с именами 17 монахов, каждый из который внес сумму, превышающую 40 пенсов, – единственная дошедшая до нас перепись насельников монастыря за всю историю приората. Как отлично известно историкам, изучающим Средние века, финансовые записи – надежнейший источник информации не только о деньгах. Но имени Вествика в этом списке нет. Летом 1379 года, когда он был составлен, Джон еще не добрался до Тайнмута. Но он определенно покинул Сент-Олбанс до того, как в 1380 году Томас Уолсингем поименно перечислил сент-олбанских монахов при составлении роскошной книги покровителей аббатства. Как мы вскоре узнаем, к 1383 году Вествик пробыл в Тайнмуте достаточно долго, чтобы лелеять мечту покинуть обитель самым эффектным образом[312].

Вествик по-прежнему неуловим: лишь его ускользающая тень мелькает на пути в Нортумбрию в 1379 или 1380 году. Тот факт, что он отправился в это путешествие в период обострения отношений между городом и аббатством, позволяет предположить, что Вествик пополнил собой длинный список братьев, отправленных в Тайнмут в ссылку. Была ли эта ссылка наказанием, отправили ли его туда обучать монахов, или же он должен был доказать, что в будущем достоин занять пост приора, об этом – как и о многом другом в богатой событиями жизни этого монаха – мы не знаем.

Зато мы знаем, что он взял с собой, – книгу. Трактаты, посвященные альбиону и ретангулусу, он переписал на отменного качества пергаменте кремового цвета. Книга насчитывала 160 листов одинакового размера, 50 из которых были пустыми. Джон наверняка позаимствовал их из обильных запасов главного монастыря. На первой странице Вествик уточняет свою цель: сравнить две разновидности альбиона, затем называет себя и выражает надежду на спасение своей души. Это посвящение позволило Кэри Энн Рэнд, пролиставшей сотни похожих рукописей, решить загадку авторства «чосеровского» манускрипта «Экваториум» – через 60 лет после того дня в 1951 году, когда его обнаружил Дерек Прайс:

Книга стала подарком Джона Тайнмуту. Он дополнил ее астрономической таблицей, адаптированной к широте, на которой расположен приорат. Вероятно, ссылка не стала для Джона неожиданностью, и свое посвящение он записал, еще будучи в Сент-Олбансе, – а может, он написал его позже, уже прибыв в приорат на скалистом мысу. Нельзя исключить и того, что и весь «Трактат об альбионе» он целиком переписал под северным небом, заполнив пустые листы пергамента, которые принес с собой. Его экземпляр этой работы, рукопись, которую он снабдил отсутствующим чертежом ректангулуса, тоже попала в Тайнмут в какой-то момент до 1450 года.

Точно описать перемещения Вествика и его пера не представляется возможным. Ясно одно: именно в Сент-Олбансе ему открылась роль научных инструментов. Там он их изучал, использовал, обдумывал возможные усовершенствования. Посвящая свое время познанию, он, очевидно, отдавал дань уважения своим предшественникам-монахам и самому Господу Богу.