Король, спргнувший с дракона, вопил и ругался, махал руками и выглядел бы забавно, если бы с его пальцев не срывались время от времени боевые заклинания.

— Иеронимус! Авликая тебя раздери! Выходи сейчас же! Я буду тебе морду бить, дорогой братишка! — орал король, размахивая руками. — Девушку мою украл! Королеву взял в заложники! Что ты о себе думаешь, маг?! Некромант проклятый! Канцлера! Святого человека хотел убить!

— Ах, ваше величество, — усмехнулся мой муж, — зачем же так грубо! Здесь дамы! Надо так: не окажите ли мне честь, ваша светлость, набить ваше не симпатичное мне лицо, — он в-открытую потешался, зорко оглядывая спутников короля.

В это время Арни-прапрапрадедушка нырнул вниз и резво вскарабкался на черного дракона. Оттуда заблистали вспышки. Бой с гадким канцлером продолжался.

— А канцлера? Зачем ты решил его убить? — король как будто успокаивался.

Но это было обманчиво.

Я видела, как блестят глаза его величества, как он шарит по ножнам, будто раздумывая вытаскивать меч или подождать.

— Канцлер — поднятый мертвец. Это он держал в заложниках души Юнессы и Таи! — ровным тоном проговорил мой муж, спрыгивая с лесенки, миновав последние две ступени.

Я тут же скатилась следом. Не дам никому обижать моего любимого, пусть он тысячу раз некромант!

Иеронимус засунул меня себе за спину и короткими шажками начал продвигаться в сторону короля.

— Не гневайтесь, ваше величество, — мягко говорил он.

Казалось, что он — маг-укротитель, пытающийся уговорить взбесившегося дракона. Только король драконом не был: ни мудрости, ни силы, ни понимания. Одна злость.

— Я убью тебя, Иеронимус! — рявкнул король, все-таки выдергивая меч из ножен.

Но к нему бросилась королева:

— Людевик, любимый мой, как счастлива видеть тебя, дотрагиваться до тебя, — она плакала тихонько, обвиваясь вокруг короля, как слабый цветок вокруг крепкого дерева.

Не было и в помине ничего змеиного в ее слабом нежном теле, в сияющих глазах. Королева была прекрасна, слабая и бледная, измученная, но не сломленная, любящая бесконечно.

И король… такого сияющего любовью и нежностью взгляда я не видела никогда. Стало ясно, со мной он только играл. Это была только тень истинного чувства.

Я старалась не плакать, но хлюпнула носом. Я была забавным котенком для короля, милым, пушистым, юным существом, жалкой заменой его королевы. И все, что пели в балладах бродячие певцы, было правдой, все-все до последней нотки, до единого слова!

— Не реви из-за него, я люблю тебя, глупая девчонка, сильнее, чем он когда-нибудь смог бы тебя полюбить, — Иеронимус взглянул на меня, его зеленые глаза просияли нежностью, но он тут же нахмурился, пряча от меня себя настоящего.

Свою любовь ко мне.