Гули, ожившие мертвецы и иже с ними
Мертвые предпочитают отлеживаться на кладбищах, но эй, всем хочется порой прошвырнуться, а значит, всяческие восставшие мертвецы, гули и вампиры иногда начинают колобродить в мире живых. Разница между привидением и восставшим мертвецом в том, что последний разгуливает в том же теле, которое занимал при жизни. Привидение, если оно особенно крутое, может воссоздать себе тело из эктоплазмы, но только оживший мертвец носит свою натуральную законную тушку. Пожалуй, лишь это различие нам и важно.
В фольклоре полно преданий о живых мертвецах, да и историки охотно о них рассказывают – в те времена, конечно, когда еще можно было болтать на такие темы, не рискуя, что окружающие позовут ребят в белых халатах. Мы сталкивались, пожалуй, со всеми главными героями подобных легенд, и вот вам небольшое предисловие к истории мертвых, которых их положение не устраивало. Все начинается с Вильяма Ньюбургского [32], который в Англии XII века писал:
Кабы не частые случаи, происходящие в нынешние времена, которых, по правде сказать, в избытке, было бы нелегко поверить в факт, что тела мертвецов способны выходить (не знаю уж, благодаря чему) из могил, сеять ужас или гибель живым людям, а затем вновь возвращаться в свои могилы, которые вдруг сами открываются, дабы их впустить обратно. Было бы странно, если бы подобное происходило прежде, поскольку мы не находим свидетельств о них у авторов минувшего, в чьих обширных трудах надлежит быть всему, достойному упоминания, ведь коли они никогда не пренебрегали отметить даже мало кому интересные события, то как они могли опустить факты столь изумительные и в то же время ужасающие, если предположить, что они случались и в их дни тоже? Кроме того, если бы я описал все случаи подобного рода, которые, как я установил, произошли в наши времена, то это начинание было бы сверх меры трудоемким и хлопотным.
Но несколько случаев Вильям все-таки описывает. Папа скопировал некоторые себе в дневник, и вот один, особенно примечательный упоминанием топора.
«Как только этот человек остался на месте один, дьявол, полагая, что улучил подходящий момент, дабы сломить его храбрость, немедленно пробудил избранный им сосуд, который появился, пролежав, казалось, дольше обычного. Узрев его издалека, человек застыл от ужаса, остро осознавая свое одиночество, но быстро вернув себе смелость и не имея никакого убежища, доблестно выступил против злодея, который обрушился на него с ужасным звуком, и глубоко в его тело всадил топор, что держал в руке. Получив рану, чудовище издало громкий стон и бросилось бежать едва ли не быстрее, чем до того наступало, в то время как доблестный муж, обратив противника в бегство, заставил его вновь искать свою могилу, которая открылась при его приближении, впустила своего гостя, защитив от надвигающегося преследователя, и сразу же с легкостью затворилась. Тем временем те, кто не вытерпел ночного холода и ушел к огню, прибежали, несколько запоздало, и, услышав о том, что случилось, ранехонько на заре оказали требуемую помощь в выкапывании и извлечении из глубин могилы проклятого трупа. Когда они очистили его от налипшей глины, то нашли полученную им огромную рану и большое количество запекшейся крови, которая вытекла из него в гробнице. И вынеся его за стены монастыря, они сожгли его, а пепел развеяли по ветру».
Другой случай от 1591 года включает в себя
А тем временем стал появляться призрак, который по облику и телосложению был точь-в-точь покойный сапожник. Происходило это не только по ночам, но и средь бела дня. Спящих он пугал ужасными видениями. Бодрствующих он всячески мучил, так что каждое утро кто-нибудь жаловался на ужасно проведенную ночь. Но чем больше расходился призрак, тем настойчивее родичи покойного стремились помешать распространению слухов. Они обратились к председателю суда с жалобой на несправедливость того, что непроверенные подозрения принимаются на веру, и стали умолять его не предавать позору почтенного человека, находившегося уже в могиле. Они добавили, что в противном случае вынуждены будут обратиться к самому императору. Однако пока дело затягивалось подобным образом, в городе поднялся неописуемый переполох. Потому что, как только садилось солнце, обязательно появлялся этот призрак, так что всем приходилось быть настороже. Особенно не везло тем, кто желал ночного сна после тяжких дневных трудов. Призрак стоял у их постелей, а иногда ложился рядом и придавливал. Он душил их так, что наутро находили на коже отпечатки его пальцев. Перепуганные люди покидали свои дома и искали более безопасные места. Некоторые, покинув постели, уходили в гостиные и там собирались группами, дабы среди большого количества людей сберечься от опасности. Но, несмотря на зажженные свечи, он являлся и там. Порой его видели все, порой – лишь избранные, и среди них он выбирал свою жертву.
В итоге они потеряли терпение, вскрыли гроб и обнаружили, что сапожник выглядит чересчур свеженьким для мертвяка, пролежавшего под землей восемь месяцев. Тело ничуть не разложилось. Даже не смердило. Тогда они срочно приняли меры: положили труп на похоронные носилки и глаз с него не спускали. Думаете, мертвец успокоился? Не-а.
Извлечение тела из могилы не помогло. Призрак, которого так упорно пытались изгнать, вызывал еще большие волнения. Труп погребли под виселицей, но и это не помогло. Призрак буянил так, что описать невозможно. Но теперь, когда он ужасно ярился и причинял столько беспокойства горожанам, среди которых были и его хорошие друзья, вдова наконец отправилась к судье и сказала, что вовсе не возражает, если с ее покойным мужем поступят по всей строгости.
Могилу снова раскопали, и всеми, кто знал покойного, было замечено, что с 24 апреля по 7 мая тело заметно пополнело. Палач извлек труп из могилы; затем ему отрубили голову, руки и ноги, вскрыли грудную клетку сзади, вынули сердце, которое оказалось свежим, будто у только что забитого теленка. Все это части тела вместе с останками положили на костер, сложенный из семи саженей хвороста и смолы и сожгли дотла. Дабы никто не забрал пепел и кости с намерением использовать их для колдовства, как порой случается, стража никого к костру не подпускала. Наутро, когда дрова прогорели, пепел положили в мешок и бросили в реку. После этого, с божьей помощью, призрака больше никто никогда не видел.
Вот вам и вся история: семья скрывает обстоятельства смерти; семья медленно осознает, что правда вот-вот откроется и начнет преследовать их (буквально); истина всплывает на поверхность. Сапожник из Силезии – прообраз многих оживших мертвецов, потому что люди никогда не меняются, что до смерти, что после нее.
Многие считают, что слова «оживший мертвец» и «гуль» взаимозаменяемы. Это не одно и то же. Тварей, которым не лежится в могилке, много, и гуль – только одна из них. Просто граница между всеми этими категориями достаточно расплывчатая, понимаете? Мы даже вампиров считаем подтипом оживших мертвяков, потому что они не демоны и не призраки. Такой вот метод исключения. Плюс они расхаживают в собственных тушках, тех самых, которые носили, когда были обычными парнями и не скучали по сладкому вкусу первой отрицательной. Мы встречали вампиров дважды, а один раз так даже их отпустили. Правда, некоторым охотникам такая самодеятельность не приглянулась.
В общем, вернемся к нашим гулям.
Гули
Откуда пошло слово «гуль»? До того, как стать прозвищем для всяких психов и серийных убийц, оно было средневековым арабским
Но тут «демон» не то же самое, что в христианской демонологии. Не будем вдаваться в детали, просто поверьте на слово: обычный гуль или ходячий покойник, пусть он и способен знатно подпортить жизнь, вовсе не тот же демон, что Желтоглазый сукин сын. Гулем еще называют пустынного перевертыша, который часто оборачивается гиеной и сбивает путешественников с дороги, чтобы их сожрать. Он особенно любит лакомиться детьми, а еще раскапывает могилы и ест мертвецов.
Вот хороший пример из «Занимательной и живописной истории колдунов», изданной Форнари.
«Жил когда-то в Багдаде пожилой торговец, который скопил большое состояние и имел единственного сына, которого нежно любил. Сына своего он решил посватать к дочери другого торговца, девушке состоятельной, но отнюдь не миловидной. Абдул-Хассан – так звали сына – попросил небольшой отсрочки, дабы обдумать будущий союз.
Вместо этого, однако, он влюбился в другую девушку, дочь философа, и не давал своему отцу покоя, пока тот не согласился на свадьбу сына с его возлюбленной. Родитель сопротивлялся так долго, как мог, однако в конце концов понял, что сын его решительно намерен получить руку прекрасной Надиллы и с той же решимостью не желает брать в жены богатую, но дурную лицом девушку; торговец поступил так, как сделали бы в его случае другие отцы, – не стал препятствовать.