Как сделать эволюцию осознанной

Супергеном развивает идею клетки, которая может брать на себя ответственность и адаптироваться. Она открывает дверь множеству других восхитительных перспектив. Клетка, которая способна брать на себя ответственность и адаптироваться, может изменять свою ДНК, когда ее окружение ставит перед ней новые задачи. Она может получать и обрабатывать сигналы от мозга и в свою очередь на них отвечать. Таким образом, клетка адаптируется к нашему жизненному опыту. Мы наблюдаем партнерство разума и тела. Человеческий разум способен осознавать. Он потрясающим образом использует адаптацию, петли обратной связи, творчество и сложность – все это делает место нашей эволюции в Природе особенно ценным. Клетки – зеркальное отражение разума и его физическое выражение.

С этой картиной существует только одна большая проблема. Теория эволюции не подразумевает того, что гены – зеркальное отражение сознания. За термин вроде «разумный ген» вас предадут анафеме, хотя большинство генетиков не возражало против термина «эгоистичный ген». Быть эгоистичным означает делать выбор, а для этого нужна осознанность. Наши клетки делают выбор постоянно. Представьте себе стальной шарик, который катается по кругу на листе бумаги. Кажется, что шарик движется сам по себе, но, как только вы заглянете под листок бумаги, вы увидите, что движением шарика управляет магнит. Это очень похоже на активность клеток вашего организма.

Допустим, вы каким-то образом можете наблюдать отдельно клетки сердца, и, без какой-либо очевидной причины, они вдруг начинают дергаться как сумасшедшие, но успокаиваются через минуту. Кажется, что они делают это сами по себе, но, если рассматривать всю картину целиком, оказывается, что человек, за чьим сердцем вы наблюдали, поднялся по лестнице бегом. Клетка сердца подчинялась инструкциям мозга, а мозг подчинялся сознанию. Та к работает партнерство. Мы считаем разумными людей, но не клетки. Даже клетки мозга в этом партнерстве вторые, потому что сознание всегда первое.

Эволюционная теория занимает противоположную позицию, так как ставит материю на первое место. Сознание, по мнению современных ортодоксальных дарвинистов, эволюционировало из базовой деятельности клеток, которые не обладали сознанием. Химическое взаимодействие становилось все сложнее, и это заставляло клетку адаптироваться к окружению. Отдельные клетки начали собираться вместе, образуя сложные организмы. По прошествии сотен миллионов лет эти сгустки клеток стали принимать определенный вид, и центральным игроком среди них стал тот, чьи клетки эволюционировали в нервные, затем появилась примитивная нервная система, а потом и мозг. Нам все это известно, потому что наши нервные клетки находятся на вершине эволюции мозга. Человеческий мозг наделил нас сознанием, способностью осознавать, творчеством и высоким интеллектом.

Мы же в этой книге, наоборот, предполагаем, что клетки и ДНК действуют в том же поле разума, что и мозг. Это неприемлемо для сторонников дарвинизма, поскольку для них материя первична. Но у нашей точки зрения есть одно большое преимущество. Оно открывает новые границы для партнерства тела и разума. Панды никогда не перестанут есть бамбуковые побеги; тигры всегда будут охотиться на оленей; пингвины всегда будут преодолевать льды Антарктики, чтобы отложить яйца, – по крайней мере на ближайший миллион лет. Примерно столько времени уйдет на то, чтобы какой-нибудь мутантный ген смог изменить столь глубоко укоренившееся инстинктивное поведение.

Но люди могут изменить свое питание, отказаться от насилия, стать вегетарианцами и производить свое потомство на свет в теплой клинике, а не среди арктических льдов. Мы способны к бесконечной адаптации. Таким образом, мы вывели эволюцию далеко за рамки физических границ. От нашей кожи исходит так мало тепла, что провести зимнюю ночь на улице станет для человека с обнаженной кожей смертельным, тем не менее мы сумели обойти этот огромный недостаток, когда научились разводить костры, шить одежду и строить жилища. Вне всякого сомнения, мы стали эксцентриками для эволюции. Но наш следующий шаг вперед может обойти все, что приемлемо для ортодоксального дарвинизма. Люди могут быть первыми живыми существами в истории жизни на Земле, которые способны сами направлять ход собственной эволюции. Если так, то супергеном – ключ к будущему каждого из нас, начиная с того, что мы думаем и делаем прямо в эту минуту.

Но чтобы до этого дойти, в нашем понимании эволюции должны произойти три важнейшие перемены, и каждая из них подрывает основы дарвиновской теории.

• Во-первых, движущей силой эволюции должно быть нечто большее, чем просто случайность.

• Во-вторых, эволюция должна ускориться, и изменения должны проявиться не через десятки и сотни тысяч лет, а через поколение.

• В-третьих, эволюция должна быть самоорганизованной, и, таким образом, осознанной, допуская влияние выбора, обучения и опыта.

Это серьезный вызов существующему положению дел. Как обычно, в узком кругу профессиональных специалистов в области эволюции возникнет спор. Но цель настолько важна для жизни каждого из нас, что мы хотим пригласить в этот привилегированный круг и вас – вы заслуживаете участия в разговоре о том, куда движется человеческая эволюция, ничуть не меньше, чем знаменитый ученый-генетик. Рассмотрим три изменения, которые должны произойти в теории Дарвина не потому, что так говорят авторы этой книги, а потому, что эти изменения обусловлены новой генетикой.

В начале мы упоминали, что случайные мутации – миф, который генетике удалось развенчать. В этот момент можно было услышать на заднем плане, как какой-нибудь ортодоксальный биолог-эволюционист с воплем бешенства швыряет в стену тяжелые предметы, поскольку случайные мутации, вне всякого сомнения, были первым догматом дарвиновской теории. Противоположные заявления были признаком типичной линии атаки противников эволюции с их религиозными взглядами, и это пятно еще долго будет сложно смыть.

По теории Дарвина, мутации, которые являют собой движущую силу эволюции, не выученные и не намеренные. Согласно Дарвину, жираф приобрел свою длинную шею вовсе не потому, что хотел себе такую, не потому, что она была ему нужна. Шея удлинилась внезапно, в один день, и у того счастливого жирафа-мутанта появилось преимущество, которое позволило ему выжить. Очевидно, что более длинная шея помогает жирафу дотянуться до листьев на верхних ветках дерева, но дарвинизм не признает никаких «почему». Можно сказать только, что длинная шея у жирафа появилась, «потому что» это дало животному новую возможность.

Помимо эволюции, мы говорим о «почему» и «потому что» все время. Если баскетболист на десять сантиметров выше остальных игроков на площадке и набирает больше подборов за игру, это потому, что рост дает ему преимущество. Та к почему же нам нельзя сказать то же самое о жирафе? Этот довод связан с тем, как передаются мутации. Первому жирафу-счастливцу нужно было выжить, иначе новая мутация ни к кому бы не перешла. Затем мутантный ген должен был проявиться в следующем поколении. Если он все еще давал преимущество для выживания, этот ген теперь должен был присутствовать у более чем одного животного – это увеличивало его шансы.

Но шансы все равно были не на его стороне, поскольку для того, чтобы установиться постоянно, мутантный ген должен был найти способ попасть в геном каждого жирафа; животные с короткой шеей не могли пользоваться преимуществами, так что они исчезли из генофонда. Этот процесс – игра с числами, чистая статистика, повторяющаяся из поколения в поколение. Значение имеет только ген и то, как успешно он передается по наследству. Эволюционисты могут рассуждать, исходя из здравого смысла, но длинная шея позволила жирафам дотягиваться до листьев, до которых было не достать жирафам с короткой шеей, но не все здесь можно объяснить с научной точки зрения. Существуют достоверные данные о стойкости мутации в течение долгого времени.

Благодаря современной теории генов статистика выживаемости достигла изрядных высот. Биться о непробиваемую стену веры в случайные мутации боязно; против вас ополчатся все генетики, которые будут отрицать ваши неугодные идеи. По крайней мере так было в прошлом, ровно до последнего десятилетия. Теперь же вместо стены появилась пропасть.

Пропасть выглядит несколько менее пугающей, чем глухая стена, поскольку для ее преодоления нужен мост, а не таран. С одной стороны пропасти у нас очевидный факт, что человеческие существа разумны. С другой – дарвиновская теория, для которой термин «разум» отвратителен. (Еще более одиозным его сделала теория Разумного замысла, которую предложило движение, использовавшее науку с целью оправдать Книгу Бытия. Научное сообщество разгромило эту попытку шквалом критики, с которой мы полностью согласны. Та к что нам не нужно вступать в одну и ту же битву снова и снова. Вражду между верой и разумом следует прекратить, поскольку и то и другое заслуживает надлежащего места.)