После «Рокового патруля» и «Лечебницы Аркхем» мне казалось, что с костюмированными супергероями я практически завязал. Теперь можно создавать новые формы, новых героев, экспериментальные работы, прихотливее и затейливее, вроде «Невидимок». И однако, супергерои завлекли меня вновь.

В результате в 1996 году вышел «Флекс Менталло, Маг Мускульной Мощи». История прекраснейшего, благороднейшего, бескорыстнейшего героя на свете – образчика почти исчезнувшего типа героев. На страницах «Рокового патруля» № 44 он заблокировал оккультную энергию Пентагона, превратив его в круг одним мощным изгибом бицепса.

Во «Флексе Менталло» я хотел ответить на вопрос, который вечно задают писателям: «Откуда вы берете идеи?» Ответ мне всегда представлялся самоочевидным: залезаешь в голову – а там они сидят. Флекс был попыткой изобразить этот процесс на бумаге. Моим шансом показать, что я имею в виду, говоря о реалистичных супергероях.

Кроме того, «Флекс Менталло» стал моей первой из многих успешных совместных работ с давним другом и напарником Фрэнком Куайтли. Я видел рисунки под псевдонимом Quitely («Quite frankly»[233]) в шотландском андерграундном журнале торчкового юмора «Electric Soup», где чистые линии, детальность и мастерство рисовальщика были на голову выше тех, с кем он соседствовал, – всех этих одаренных подражателей Р. Крамба и Гилберта Шелтона[234]. Стиль Куайтли напоминал мне Уинзора Маккея, Артура Рэкэма, Гарри Кларка[235] и других великих иллюстраторов начала двадцатого века, с налетом Нормана Рокуэлла[236], раннего «Диснея» и мультипликаторов Fleischer Studios[237]. Что всего прекраснее, Куайтли черпал вдохновение главным образом у Дадли Д. Уоткинса, гения, который для D. C. Thomson создавал газетные стрипы «Бруны» (The Broons, «Брауны») и «Нашенский Вулли» (Oor Wullie, «Наш Уильям») – неотъемлемую часть шотландского детства. Мне ужасно нравилась идея рисовать американских героев в стиле Уоткинса.

Фрэнк Куайтли – художник, которым мечтал быть я сам. Он так владел человеческой анатомией, движением и выражением, что нюансированная жизнь и личность любого персонажа прямо-таки рвалась со страницы. И в отличие от многих коллег, обильно использовавших фотографии, весь мир творился прямо у Куайтли в голове: он умел нарисовать что угодно, извлекая объект из памяти и фантазии. Мало того, Куайтли не питал особого интереса или любви к супергеройским комиксам и их законам, а значит, мог взглянуть на них свежим глазом и почти без предубеждения.

Флекс Менталло дебютировал на страницах «Рокового патруля» с историей своего происхождения, сюрреалистической вариацией на тему «ОБИДЫ, КОТОРАЯ СДЕЛАЛА ИЗ МАЛЬЧИКА МУЖЧИНУ», знаменитого однополосного комикс-стрипа, рекламировавшего бодибилдерские курсы Чарльза Атласа. Целила эта реклама в тощих и жирных и от начала времен публиковалась на последних страницах супергеройских комиксов серебряного века. Атлас обещал «сделать из тебя мужчину», если ты найдешь в себе мужество «потратиться на марку».

Я сэмплировал прекрасную мускулистую речь Атласа и вложил ее в уста «таинственного незнакомца», отсылавшего к началу «Капитана Марвела» и стоявшего у дверей мужского общественного сортира, а затем продолжил и развил историю о том, как парнишка решил «поквитаться».

С этими словами таинственный незнакомец вручал парнишке купон на бесплатную книжку «Мускульная мощь для вас!».

Флекс был супергероем из времен, что предшествовали темному веку, и со своей простой этикой, добротой, дружелюбием, со своей ненавистью к задирам очутился в грозном мире. Под гнетом реальности он не сломался, как персонажи «Хранителей», – он преодолевал ее чистой мускульной мощью.

Каждый из четырех выпусков обращался к темам разных эпох комиксов, поэтому в первом, под названием «Цветочное атомное сердце», речь шла о золотом веке детских воспоминаний и потерянных Эдемов. Второй, «Моя прекрасная голова», был серебряным веком преображения и начала взросления. Темный век и позднее отрочество были представлены мрачным выпуском № 3 «Врубись в вакуум», а последняя часть, «Все мы – НЛО», предвкушала грядущую, пока безымянную эпоху, которую почти двадцать лет спустя мы назовем ренессансом. «Флекс Менталло» построен по тому же принципу, что «Супербоги». В четырех выпусках рассказывалась единая история о том, как заглавный герой странствует по ночному городу, сооруженному будто из обломков полузабытых воспоминаний о комиксах, и ищет своего потерянного напарника по имени Факт.

Но и это вполне могло оказаться предсмертными галлюцинациями суицидной рок-звезды, который на приходе в грязном переулке под дождем изливает околесицу в телефонную трубку, полагая, что дозвонился на горячую линию «Самаритян».

Книга была отчасти биографией, реальной и воображаемой, – историей жизни, которая выпала бы мне, если бы Mixers добились успеха. Я ее считал мемуарами «Гранта Моррисона с Земли-2», поэтому подарил Флексу собственное детство и поселил в приблизительной копии моего террасного дома в Вест-Энде. Флекс был мною, с моим котом и приходящей подругой, с моими комиксами, инопланетянами и добела раскаленными ночами визионерского блицкрига. Странный зачаток переулка возле Чаринг-Кросс в Глазго нередко попадался мне на глаза во время взбудораженных прогулок в три часа ночи и стал декорациями жизнеспасительных галлюцинаций главного героя – или, возможно, в этом переулке он нашел подлинный привет из утраченного супермира, что существовал вокруг нас всегда, но являлся только в фантазиях. На книгу повлияли и мои оккультные опыты – я пытался разобраться в них, поставив в контекст супергеройских историй, прибегая к символам, архетипам и персонажам, сложившимся в воображении, конструируя некую супергеройскую альтернативу религии.

Первая обложка вся заляпана графическими всплесками и вскриками – густым насыщенным поп-артом, отсылавшим к великой обложке «Флэша» № 163 Инфантино: герой протягивает руку прямо к читателю.

История начинается девятипанельной сеткой с персонажем в духе Дитко, в шляпе и тренче, с искрящейся мультяшной бомбой в руке. Брошенная бомба описывает дугу, падает на первом плане трехмерной второй панели и взрывается на третьей.

Это Большой взрыв, что становится ясно, когда космические просторы на пятой панели являют взору знакомые очертания созвездия Ориона и его ярчайшую звезду Сириус.

На панелях 6 и 7 начинается громадный обратный зум от Ориона к галактической спирали, наблюдаемой с расстояния в сто тысяч световых лет.