— Что… что вы сделали? — еле выговорил он.
Рогова молчала, энергично работая красными от крови зубами.
— Вы… вы… откусили мне мочку? — почти плача, спросил Кирилл.
Народная артистка сделала глотательное движение, вытерла рот тыльной стороной ладони и только тогда спокойно подтвердила:
— Да, откусила. Чего ты так переживаешь, это же не язык. Вот если бы я язык откусила, тогда это действительно была бы проблема. Как бы ты тогда играл на сцене, без языка! — Она вдруг нежно улыбнулась, снова заговорила своим непостижимым, завораживающим субтоном: — Ты мой милый мальчик, ты такой сладкий. Не расстраивайся, прошу тебя. Каждый из нас должен уметь приносить жертвы. Чего только не сделаешь ради святого искусства. Без жертв ничего не бывает. Они необходимы, если ты хочешь чего-то добиться. Поверь мне, вот это… — указала она своим длинным пальцем на его ухо, — самая малость. Запомни, радость всегда сопряжена со страданьем! Недаром Блок писал: «Радость, о радость-страданье! Боль неизведанных ран!» Тебе сейчас больно, но это пройдет. И все тогда будет хорошо. Ты поймешь потом, как я права. Идем со мной, мой мальчик.
Она взяла его за руку и повлекла за собой.
Кирилл безвольно последовал за ней. Нестерпимо ныло и кровило ухо.
В углу кабинета, за шкафами, обнаружилась прежде не замеченная им дверь. За дверью оказалась ванная комната со всем необходимым. Там же стояла широкая кровать под каким-то пышным пыльным балдахином, напомнившая Кириллу декорацию к спектаклю «Отелло».
Рогова быстро достала что-то из шкафчика, умело продезинфицировала отчаянно ноющее ухо, чем-то смазала, приложила ватку, залепила бактерицидным лейкопластырем.
— Ничего страшного, — заметила она, любуясь своей работой. — Кровить скоро перестанет. Будет совсем незаметно, поверь мне, у тебя же длинные волосы. Не переживай! Лучше посмотри, вот это мое тайное убежище, — кокетливо захихикала она, поводя вокруг рукой. — Сюда я почти никого не пускаю.
Кирилл, несмотря на боль, машинально отметил для себя слово «почти».
— Здесь я отдыхаю. Неплохо, да?
Теперь Рогова вновь заговорила очень тихо и проникновенно.
— Это настоящее итальянское джакузи, прекрасный водяной массаж. Мы, люди искусства, должны быть всегда в тонусе, верно? Поэтому я тут все так оборудовала. Я даже иногда остаюсь здесь ночевать, когда репетиции сильно затягиваются. Театр — это мой дом. Теперь это и твой дом тоже.
— Можно, я пойду? — с трудом выговорил Кирилл.
Он был сыт по горло разговорами о театре, который стал его домом.
Рогова нежно улыбнулась, потрепала его по голове.
— Иди, мальчик! — прошептала она. — Нам предстоит долгая, не говорю легкая, но прекрасная жизнь. Завтра зайдешь в отдел кадров, напишешь заявление о приеме на работу, — добавила она уже вполне звучным, ясным голосом. — Подумай обо всем, что я тебе сказала.
— Угу! — ответил Кирилл. — До свиданья! — И, повернувшись, вышел из ванной.
— Зайцев посади на место! — крикнула ему вслед Эльвира Константиновна.