Впереди был еще один зачет.

– … Девчонки! – Галька и ее голосовая судорога, – … там такое! – она будто задыхается перед каждой фразой. – …Он его убьет. …Дай закурить, …Ань.

Я оборачиваюсь туда, куда все еще указывает худющая Галкина рука. Она в белой рубашке и кисть кажется землисто-коричневой на фоне манжеты.

– Кто и кого? – с ленивой желчью спрашивает Анька, открывая пачку сигарет. Она сдала экзамен по философии на удовлетворительно и это ее не удовлетворяло.

– …Урода. …Я не знаю …дылду.

Кинув взгляд на Аньку, я пошла к калитке.

Меня это не касается. Его постоянно кто-то бьет. Но если Дрону нужно спустить пар после вчерашнего? И он нашел на ком отыграться. И тогда… если так… это моя вина.

Увидев толпу, я сначала ускорила шаг, а потом побежала. Я не должна вмешиваться. Ребята могут его остановить.

Уже протискиваясь сквозь орущие тела, я слышала рекомендации наблюдателей, за что лучше ухватить Дрона, чтобы остановить. С ним никто не хочет связываться. Как и с Уродом. Но у каждого есть предел.

Я увидела Дрона (его спину), двух ребят, висящих на плечах. Там было много народу. Потом взгляд нашел Урода, сжавшегося в комок на земле. Когда увидела, один из ребят отлетел в мою сторону. Похоже, бугай не собирался останавливаться. Снова кто-то повис на его руках. Вдалеке послышался голос преподавателя. Наверняка с ним был охранник. Они отволокут.

Прижав запястье к желудку, я сглотнула. Как медленно все происходило. Слишком медленно. Я видела размах ноги. Так замахиваются футболисты, когда бьют по мячу. Им никто не мешает. У них никто не висит на плечах. Стало страшно. Очень страшно. Вжав кулак в желудок, я сказала: замри.

В окружающем гаме меня никто не слышал. Никто, кроме бугая. Он остановился и опустил ногу на землю. Я сказала: отойди на два метра. Стой.

Впереди зачет.

На нем не будет Урода.

Его наверняка не будет и завтра. Но это мелочь по сравнению с тем, что я опять это делала.

Опустив голову, я шла сквозь толпу. Челюсти сжимались от злости. Выбравшись на свободу, я тряхнула головой и увидела Аньку. Об этом не знала даже она.

6.

Это случилось на выпускном вечере одиннадцатых классов.

Нарыв, что прорвался в ту ночь, зрел три последних года. Тогда, взрослея, сначала мы перестали видеть друг в друге одноклассников. Девчонки поголовно стали чиксами и телками. Мальчишки – кадрами и перцами. Позже появились линии уважения. Тех, кого уважали, звали по имени. Иногда по имени-отчеству. Эти линии расползались видимыми лучами по классам, словно лазерная система сигнализации. И не дай бог, кто-то прервет луч…

Меня звали Лидой. Только так и никак иначе. Меня все любили. Меня все хотели. И все пытались сидеть ко мне ближе.