В начале XVII в. католики постоянно именовали протестантов «покровителями ведьм». (Соотношение подсчитанных историками смертных приговоров на ведовских процессах, вынесенных католическими и протестантскими судьями в юго-западной Германии в разгар гонений, соотносится примерно как 3,6:1. Трудно все же увидеть здесь «покровительство»![257] Во многих случаях обвинение в колдовстве было орудием для дискредитации политического противника[258]. Во время религиозных войн во Франции, после разрыва в 1588 г. Генриха III с лидерами Католической лиги, появились памфлеты, обвинявшие короля в занятии ведовством. Так, один из этих памфлетов, изданный в 1589 г., был озаглавлен: «Колдовство Генриха Валуа и обязательства, которые он дал дьяволу в Венсенском лесу, и т. д.» Вскоре король был убит монахом-фанатиком Жаком Клеманом. В мае 1617 г. была предана суду по обвинению в колдовстве Леонора Галигаи, бывшая наперсница Марии Медичи и жена авантюриста Кончини, ставшего маршалом д’Анкр и убитого по приказу Людовика XIII. Фаворит короля Альберт де Люинь с целью завладеть имуществом Гали-гая хотел обвинить ее в соучастии в убийстве Генриха IV, а когда это не удалось[259], воспользовался тем, что суеверная женщина иногда гадала на внутренностях животных, и приписал обвиняемой занятие колдовством. Не прибегая к пытке, судьи не смогли добиться нужных показаний обвиняемой. Напрасно требовали они от нее сознаться в посещении шабаша. За оскорбление королевской и божественной власти Леонору приговорили к смерти. 8 июля 1617 г. она была обезглавлена, ее труп сожжен на костре.
Во время английской революции середины XVII в. и в последующие годы распространялись слухи, которые якобы восходили к одному из приближенных Оливера Кромвеля (иногда — полковнику Лэндси), бывшему свидетелем заключения лордом-протектором Англии договора с дьяволом. Сатана обещал Кромвелю победу в сражении с кавалерами — сторонниками короля. Князь преисподней, однако, заключил договор не на 21 год, как хотел того Кромвель, а только на семилетний срок, и ровно через семь лет, ранним утром 3 сентября 1658 г., во время страшной бури нечестивый лорд-протектор скончался[260].
Нередко процессы над ведьмами продолжались и после того, как верховная власть склонялась к мысли приостановить их. В Германии суды делали вид, будто они руководствуются общеимперскими законами, принятыми при Карле V в 1532 г., но на деле постоянно грубо нарушали их в той части, которая ограничивала произвол при преследовании ведовства. В Англии даже после того, как Яков I на основе личного наблюдения за действиями своих судей усомнился если не в мудрости своего трактата «Демонология», то в целесообразности проведения ведовских процессов, еще долго не смогли сдержать усердие местных властей.
Аналогичное положение сложилось как раз в это время — примерно во втором десятилетии XVII в. — в Испании, где королевская власть в лице Филиппа III и Супрема (высший орган Святого трибунала) пытались ограничить число как процессов над колдуньями, так и аутодафе, которые организовывались инквизиторами на местах. Даже прямые намеки из Мадрида на сей счет не всегда доходили до сознания рьяных преследователей ведовства. В результате Супрема издала в 1614 г. распоряжение, по которому в процессах над ведьмами от обвинения требовалось представить действительные доказательства, а приговор должен был утверждаться Мадридом. Это, однако, не прекратило процессов по обвинению в колдовстве, с которыми Испания покончила последней в Европе, уже в начале XIX в.
Еще один парадокс. Наиболее влиятельный трактат против гонений на ведьм в первой половине XVII в. — «Предостерегающее сочинение в связи с ведовскими процессами» — был написан немецким иезуитом, уже упоминавшимся выше Фридрихом Шпее. Неожиданными единомышленниками благородного гуманиста Иоганна Вейера, смело поднявшего голос против гонений, оказались судьи из безжалостной Супремы. В Англии противниками гонений были кентский сквайр Реджинальд Скот, политический памфлетист Филмер, защищавший абсолютизм ссылками на неограниченную власть библейских патриархов, архиепископ Лод, свирепствовавший против пуритан и казненный по приговору революционного парламента, и, наконец, сам его повелитель Карл I (между прочим, прекращенные по его приказу ведовские процессы были возобновлены победившими пуританами). А в числе веривших были не только Бэкон, но и Шекспир[261], и вольнодумец Ралей, и много позднее знаменитый естествоиспытатель Бойль, имя которого ныне знакомо каждому школьнику из учебника физики.
В чем же причины отрицательного отношения к ведовским процессам со стороны порой таких представителей консервативных сил, как испанская инквизиция или Карл I и архиепископ Лод? В Испании позиция Супремы определялась сосредоточением усилий против других «врагов» — скрытых еретиков морисков и марра-нов, делавших излишним создание дополнительного «ведовского» жупела. Кроме того, отцы-инквизиторы в Мадриде и в Риме явно опасались, что обсуждение — пусть осуждаемых — многочисленных «чудес», совершаемых слугами сатаны, приведет к обесцениванию «чудес господних». А точка зрения Карла I и роялистов была реакцией на одержимость ведовскими представлениями их противников — пуритан. Этому не стоит удивляться, если вспомнить, что в пику истовой религиозности своих врагов английская аристократия в эпоху Реставрации Стюартов откровенно богохульствовала, даже высказывала склонность к философскому материализму. Именно потому, что суеверием были заражены и передовые силы эпохи, отдельные представители консервативных кругов могли себе позволить вольнодумство.
Бог ведьм
Ныне в обширной западной литературе, посвященной ведовству и гонениям на него, можно различить три главных направления. Одно прямо обскурантистское, почти открыто солидаризирующееся со взглядами инквизиторов и их достойных коллег в протестантском лагере. Сторонники второго направления хотели бы выявить бытовые и психологические импульсы ведовства, но склонны при этом проходить мимо классовых корней и политических причин этого явления. И наконец, третье направление (М. Мэррей, Д. Гарднер, В. Пейкарт и др.), находящееся в известном смысле между двумя первыми, стремится учитывать политическую подоплеку ведовства и преследований, не упустить скрывающийся за этим какой-то глубокий конфликт. Однако сам конфликт частью этих исследователей рисуется в виде противоборства между христианством и остатками более ранних языческих культов.
В самой гипотезе о том, что влияние языческого наследия было большим, чем это обычно признается в исторической литературе, вероятно, имеется рациональное зерно[262]. Однако совсем другое дело искать здесь причину ведовских процессов.
Дальше всех в этом отношении пошла М. Мэррей, которая попыталась в своих книгах «Ведовский культ в Западной Европе» (1921 г.) и «Бог ведьм» (1933 г.) представить ведовские процессы как попытку христианства уничтожить еще широко сохранявшее свое влияние язычество[263]. Идеи этих книг получили распространение и даже были воспроизведены в соответствующих статьях ряда изданий «Британской энциклопедии» в качестве общепризнанной научной истины. М. Мэррей предлагала полностью доверять вырванным пытками «признаниям» и самооговорам[264], считая, что подсудимые были действительно приверженцами древнего культа бога плодородия, жрецов которого инквизиторы и объявляли воплощением дьявола[265]. Но и этих открытий оказалось мало — в книге «Божественный король Англии» (1954 г.) престарелая исследовательница задумала под углом зрения своей теории переписать несколько веков английской истории и в особенности политические судебные процессы того времени.
М. Мэррей предпосылает своей книге цитату из произведения современника Шекспира драматурга и поэта Френсиса Бомонта «Королевские могилы в Вестминстерском аббатстве»:
По мнению М. Мэррей, когда — вплоть до XVIII в. — говорили о божественной власти короля, о том, что монарх — живое олицетворение бога на земле, эти слова понимались в самом прямом, буквальном их смысле. Ведь на протяжении столетий верили, что король, как воплощение божества, должен быть принесен в жертву богу плодородия для блага своих подданных. Позднее возник обычай избирать в качестве искупительной жертвы не самого правящего монарха, а кого-либо из близких ему лиц — близких по крови, по семейным связям, по высокому положению в государстве. Такие жертвы из числа тех, кто принадлежал к королевскому роду или был близок к монарху, приносились не только в Англии, но и в других странах Западной Европы. Типичным примером М. Мэррей считает… Жанну д’Арк.
В Англии искупительные жертвы, по утверждению М. Мэррей, приносились в царствование каждого из монархов, по крайней мере со времени Вильгельма Завоевателя[266], т. е. со второй половины XI в. и до начала XVII в., а может быть, даже и позднее. Ведь старая религия сохранялась среди сельского населения до конца XVII в. Первоначально жертва — «заместитель» — попросту выбиралась по приказу короля. Впоследствии же ритуальное жертвоприношение внешне изображалось как результат законного разбирательства и вынесенного приговора, в действительности представлявших собой явную насмешку над справедливостью и правосудием. «Такие юридические убийства историкам было трудно объяснить, поскольку эти убийства являлись отрицанием всех принципов человеческого правосудия и христианской религии, которую, как предполагается, исповедовали и король, и судьи»[267]. Христианская церковь вынуждена была долгое время терпеть этот языческий обычай и даже идти на компромисс, канонизируя некоторых из лиц, ставших искупительными жертвами, приписывала им способность творить чудеса. Вместе с тем духовенство, обладая монополией на ведение летописей, старалось скрывать существование языческого культа.
В XVI в. области распространения старой веры, особенно Восточная Англия, продолжает М. Мэррей, стали районами, где раньше всего пустила корни Реформация. К концу правления Елизаветы I вера в божественность монарха почти угасла и сохранялась лишь в отдаленных деревнях. Там, в этих медвежьих углах, слепая преданность своим местным лордам как воплощению бога еще была достаточно сильной и представляла политическую угрозу для центральной власти. И сторонников старого культа стали преследовать, именуя колдунами и ведьмами. Вступление в 1603 г. на престол Якова I, старавшегося возродить веру в божественность монарха, уже не встретило былой поддержки, а более энергичные попытки Карла I даже привели к его низложению и казни. Стюарты не получили твердой опоры даже в Шотландии, откуда они были родом, так как там долгое отсутствие королей, занимавших одновременно английский престол и пребывавших в Лондоне, также подорвало позиции старой религии[268].
По ритуалу искупительную жертву следовало приносить раз в семь лет. Поскольку же было неудобно так часто менять монархов, возник довольно рано институт — заместителей». Обычно жертву приносили, когда возраст короля или время его правления были кратны числу 7 (иногда — 9). Жертвы редко требовались до того, как монарху исполнится 35 лет. Наибольшее число таких жертв приходится на год, когда король достигал 42-, 49-или 56-летнего возраста. Ритуальные казни, когда монарху исполнялось 63 года, являлись редким исключением по той простой причине, что только четыре английских короля перешагнули этот возраст (Генрих I, Эдуард I, Эдуард III и Елизавета I)[269]. Казнь приурочивали к «магическим», «священным» месяцам в языческом культе — февралю, маю, августу, ноябрю (чаще к февралю и августу). Во время казней толпа громко стенала, части разрубленного палачом трупа выставляли на обозрение в различных районах страны. Не менее характерно, что многие осужденные покорно шли на казнь как на заклание, вместе с тем до конца отрицая возведенные на них обвинения — по поверью, невиновность жертвы была необходима, чтобы искупить грехи всего королевства[270].
В судебные процессы против «заместителей» иногда вовлекали и других лиц, чтобы получить — точнее, вырвать у них — нужные признания против главного обвиняемого. Эти лица могли быть отправлены на плаху или избежать смерти, если их помилование не мешало казни «заместителя». Так, придворных, обвиняемых в преступной связи со второй женой Генриха VIII Анной Болейн, казнили, поскольку признание их виновными было необходимо для вынесения обвинительного приговора королеве.
Как же, рассуждает М. Мэррей, следует отличать «заместителей» от других осужденных на казнь жертв политических процессов? «Заместителей» нетрудно обнаружить по явной ложности выдвигавшихся против них обвинений, по тому, что они никак не могли быть врагами царствовавшего монарха. Их приговаривали к смерти формально за тягчайшие преступления, их владения конфисковывались в пользу короны, но проходило несколько лет или даже месяцев, и эти владения возвращались наследникам осужденных. Труднее определить критерии выбора, а также кем производился выбор искупительной жертвы. В одних случаях его осуществлял сам король, в других придворные, тайно наделенные такими полномочиями. Так, например, было в Шотландии, когда в 1566 г. вооруженные лорды ворвались ночью в королевский замок и убили секретаря Марии Стюарт — итальянца Давида Риччио.
Иногда жертва заранее знала уготованную ей участь. Иначе как объяснить известные пророческие слова Жанны д’Арк, что она вряд ли проживет более года? Анна Болейн, кажется, тоже сознательно шла навстречу своей судьбе и поднялась на эшафот, как сообщали современники, «в радостном настроении». Однако в других случаях от жертв скрывали, что их ожидает. Некоторые «заместители» признавались в приписываемых им преступлениях. Даже все процедуры варварской «квалифицированной» казни, вроде вырывания палачом у еще живой жертвы внутренностей, не ставили целью причинить дополнительные мучения, а имели символическое значение. Только позднее такую казнь стали применять к обычным преступникам[271].
М. Мэррей приводит многочисленные примеры из английской истории, призванные доказать правильность ее теории. Она упоминает, что король Иоанн Безземельный скончался в 49 лет, а Генрих V в августе месяце и 35 лет от роду. Исследовательница пытается найти ритуальные жертвы среди множества казненных во времена династических войн Алой и Белой розы. М. Мэррей стремится также объяснить и знаменитое убийство принцев — сыновей Эдуарда IV. Если в этом злодеянии был повинен не их дядя Ричард III, а его соперник Генрих VII Тюдор, то оно могло произойти только после победы Генриха в битве при Босворте, в 1485 г., когда новому королю было 28 лет.
Искупительными жертвами являлись, по мнению М. Мэррей, и жены Генриха VIII, казненные им якобы за неверность. Генрих женился на Анне Болейн, когда ему было уже за сорок. Если была бы хоть доля правды в выдвинутых впоследствии обвинениях против Анны, то и это не могло пройти мимо властей еще до того, как король сочетался с ней браком. Между тем сведения, порочащие честь королевы, — это признают большинство историков — стали распространяться только после ее ареста. Генрих VIII считал, что раз у его первой жены Екатерины Арагонской рождались мертвые дети (кроме дочери Марии — будущей королевы Англии), это было явным знамением необходимости искупительной жертвы. Екатерина не пожелала выполнить эту роль. А поскольку она была родственницей императора Карла V, нельзя было прибегать к насильственным мерам. Пришлось поэтому искать другую «заместительницу». Характерно, однако, что и после развода с королем Екатерина постоянно опасалась отравления.