Книги

Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе

22
18
20
22
24
26
28
30

Другие вопросы делились на большие группы и касались способов полета на шабаш, присутствия там известных подсудимой людей, методов превращения ведьм в животных, церемоний на свадьбе с дьяволом, поедания малых детей, рецептов приготовления волшебной мази, добывания и подкидывания уродов в колыбели и многого другого, подобного уже перечисленному выше.

Этот подробнейший и детально разработанный вопросник, собственно, содержал уже и готовые ответы. Они могли расходиться лишь в частностях, которые просто относились к особенностям данного судебного казуса. Вместе с тем достигаемая степень единообразия в ответах считалась окончательным подтверждением, что исторгнутые пыткой показания полностью соответствовали истине. Судьи сознательно добивались этой «согласованности» в показаниях обвиняемых, отлично понимая, насколько она важна для доказательной силы признаний. О единообразии показаний как дополнительном свидетельстве их правдивости много писали главные авторитеты в области демонологии. То, что выходило за рамки такой «согласованности», выдавалось за следствие хитрости дьявола.

Зловещими нелепостями буквально пестрят протоколы ведовских процессов. Одну женщину обвинили в убийстве с помощью колдовства некоего Гейнца Фогеля, признали виновной и сожгли, хотя этот Фогель фигурировал как свидетель на суде!

Легкая доказуемость нелепости многих обвинений нисколько не облегчала положения подсудимых. В середине XVII в. в Англии священника Джона Лауеса, пытая бессонницей, довели до признания, что он колдовством сумел вызвать при спокойном море кораблекрушение близ Хариджа. Лауеса приговорили к смерти, не поинтересовавшись, было ли в указанное время кораблекрушение. В одном австрийском городе сожгли двух женщин за то, что «они много бродили по лесам в поисках кореньев»[247]. В Национальной библиотеке в Париже хранится «собственноручное» письмо дьявола Асмодея аббату Грандье, против которого в 1635 г. было возбуждено дело, приведшее обвиняемого на костер. На этом процессе была предъявлена «печать дьявола» в оригинале, а также заверенная официальная выписка из «адских архивов»[248]. Известный гонитель ведовства де Ланкр приводит такой случай: один житель заподозрил свою служанку в полетах на шабаш. Чтобы уличить «ведьму», он привязал ее за ногу к стулу возле камина как раз в ночь, когда должен был происходить шабаш, и решил не смыкать глаз. Как только служанка пыталась заснуть, хозяин ее сразу же будил. Тем не менее, добавлял де Ланкр, дьявол восторжествовал, так как служанка все-таки побывала на бесовском сборище, призналась в этом и рассказала множество подробностей, подтверждая их еще другими показаниями…

Считали ли палачи свои жертвы действительно виновными в инкриминируемых им преступлениях? Во всяком случае далеко не всегда и не всех осужденных. Шпее рассказывает о своем разговоре с одним судебным чиновником. Тот без обиняков признал, что на ведовских процессах часто судят и невиновных, но это уже дело князя, который советуется со своей совестью. Дело же подчиненного лишь выполнять полученные приказы. Шпее добавлял, что примерно так же высказался и другой опрошенный им чиновник. Князь (речь явно шла о курфюрсте Кёльнском) заявил, что он возлагает всю ответственность на судей. Набожный Шпее добавлял, что так создавался поистине заколдованный круг. Были ли знакомы судьи и присяжные с аргументацией противников ведовских процессов? В общем и целом она была вполне известна и судьям, и специальным комиссарам, посылавшимся на места для искоренения ведовской скверны, и монархам, которые наделяли полномочиями этих комиссаров. Об этом дает представление книга некоего Генриха Шультхейса «Подробная инструкция, как вести инквизиционные процессы обвиняемых в страшном преступлении колдовства», вышедшая в 1634 г. в Кёльне.

Еще одна характерная и мрачная черта времени. Судьи во многих местах допрашивали подозреваемых в ведовстве, не знакомы ли они с книгами противников процессов — это было тяжким прегрешением, — а также… с сочинениями самих демонологов, включая «Молот ведьм». Эти трактаты, по мнению властей, содержали слишком много сведений, способных смутить нехитрый разум паствы, и творения демонологов разрешалось читать лишь инквизиторам для пользы дела. Признание же в знакомстве с демонологическими исследованиями само по себе могло служить веской уликой против обвиняемых [249].

Гонение было немыслимо и без должной дисциплинированности и рвения судей. Эти дисциплинированность и рвение подогревались страхом за себя. Демонолог Дельрио прямо разъяснял, что судья, не приговаривающий ведьму к смерти, вызывает сильное подозрение, не связан ли он сам с дьяволом. Преследование ведьм могло происходить только в социально-психологической атмосфере, насыщенной демонологической пропагандой, в обстановке общего террора, который затрагивал иногда также неугодных свидетелей, судей и присяжных. Шуль-тхейс приводит нравоучительные примеры. Один из присяжных, не согласившийся с обвинением, был подвергнут пытке первой степени, от которой он, почти семидесятилетний старик, потерял сознание. По мнению Шуль-тхейса, жертва вовсе не лишилась чувств: колдун просто заснул, что являлось обычным трюком у слуг дьявола и служило свидетельством связи с сатаной. Через несколько недель бывший присяжный умер в темнице. Подобные случаи были не единичными. Присяжному из небольшого германского городка Рейнбах Герману Лееру, выступавшему против осуждения невиновных, удалось бежать в Голландию. Там он выпустил книгу, рассказывающую о злоключениях его земляков, которые в 1631 г. откупились от присланного к ним расследователя по ведовским делам, но тот через несколько лет снова явился и принялся за свою кровавую работу[250]. Леер приводит целый список непокорных присяжных, павших жертвой попытки воспрепятствовать гонениям. Интересно отметить, что Леер был знаком с доводами ряда противников преследования ведьм.

Доктор права, бургомистр города Трира Дитрих Фладе 20 лет состоял председателем суда; одно время он был также ректором университета, хотя этот пост по традиции занимали теологи. Бургомистр был советником правящего курфюрста-архиепископа. Долгое время Фладе ограждал Трир от колдовских процессов. Ему удавалось это делать даже после 1581 г., когда архиепископ Иоганн фон Шененбург предоставил свободу рук «охотникам за ведьмами». Под влиянием Фладе суд в своих решениях игнорировал признания, вырванные под пыткой. Это приводило в бешенство демонологов, начавших собирать улики против бургомистра. Пытка позволила получить показания 14 ведьм о том, что он присутствовал на шабаше. Была создана специальная комиссия для расследования дела. Фладе попытался бежать, но был пойман, посажен под домашний арест, а еще через несколько месяцев заключен в тюрьму.

Против Фладе были собраны показания не только ведьм, но и двух священников, признавших под пыткой и повторивших на очной ставке с Фладе, что они видели его на бесовском шабаше. Фладе ответил, что они видели лишь его образ, созданный отцом лжи. Видимо, это была сознательная линия, которую решил проводить в своей защите Фладе. Опыт судьи подсказывал ему, что невозможно выдержать пытки: он не хотел оговаривать других. Поэтому Фладе признал под пыткой, что был на шабаше. Его принудили, как обычно, сообщить имена людей, которых он там видел. Называя эти имена, Фладе оговаривал, что ему неизвестно, были ли там перечисленные им люди, или он узрел лишь их призраки, созданные бесовской силой… Через месяц пытка была повторена. Фладе теперь заставили сознаться в различных «преступлениях» вроде того, что он создавал гадов, бросая в воздух куски навоза. Тут же фигурировала и попытка извести колдовством курфюрста. Его процесс длился два года — необычайно долго для судов над ведьмами и колдунами. Сначала были казнены «сообщники» бывшего председателя суда[251]. 15 сентября 1589 г. настал черед самого Фладе. «Когда шествие подошло к костру, — рассказывалось в современном отчете, — он, не сломленный духом, обратился к собравшейся толпе со словами, которые приличествовали обстановке, и советовал людям, чтобы они извлекли уроки из его судьбы, дабы избегнуть коварства и козней сатаны. Так, словом и делом, смягчал он гнусность своих преступлений и оправдывал перед согражданами свою казнь»[252].

Судьи были явно не гарантированы от того, что они сами не окажутся на скамье подсудимых. Зато демонологи сулили им весьма сомнительные преимущества быть неуязвимыми для дьявольских чар. «Несомненно, — писал в 1605 г. французский теолог Ла Луаер, — что, сколь ни зловредны колдуны и ведьмы, они не могут нанести вреда тем, кто занят отправлением правосудия»[253].

Английские суды, разбирая дела ведьм, обычно не применяли пыток. Тем не менее около одной пятой (19 %) ведовских процессов окончились обвинительными приговорами. Они были следствием либо самооговоров, либо свидетельских показаний, сочтенных судом достаточными для доказательства вины (по английскому праву в ряде случаев не требовалось собственного признания подсудимого). Примерно тысяча человек была казнена за колдовство — страшная цифра, хотя она выглядит небольшой в сравнении с числом жертв, которое вызвала «охота за ведьмами» в других западноевропейских странах.

Показания ведьм, полученные без применения пыток, — самооговоры не представляют ничего таинственного для современной психиатрии. Обычные фантазии расстроенного воображения, проявляющиеся в самых различных галлюцинациях, в духовной атмосфере XVI и XVII вв. как магнитом притягивались к такому центру, каким являлась фигура дьявола. Эти фантазии имели бы определенное единообразие, даже если бы не было ни инквизиции, ни «охоты на ведьм».

Благоприятный исход ведовского процесса был редчайшим исключением и имел место лишь тогда, когда у подсудимых появлялся — вопреки правилу — адвокат, притом влиятельный и ловкий юрист (и то если процесс происходил не в разгар гонений).

Попытки во время процессов ведьм выступать в их защиту если и были возможны, то только при полном признании веры в существование колдовства и при условии, что доказывалась невиновность лишь данной подсудимой. Шесть лет (1615–1621 гг.) боролся великий астроном Иоганн Кеплер за жизнь своей матери, обвиненной в колдовстве и брошенной в тюрьму швабского города Леонберга. Ученому помогло знакомство с самим императором, который дорожил Кеплером как астрологом. Кеплер умолял вмешаться и вюртембергского герцога Фридриха.

С огромным трудом сын подсудимой добился, чтобы мать не пытали, нанимал адвокатов, получил право самому выступать ее защитником на процессе. Казалось, ему улыбнулось счастье, фрау Кеплер была освобождена, но в 1620 г. ее снова арестовали. Старой женщине в это время уже минуло 73 года. Отчаяние, новая борьба… И в течение всех этих схваток с инквизиторами Кеплер должен был делать вид, что вполне разделяет веру в ведьм, но лишь убежден, что отсутствуют доказательства, уличающие его мать. Судьи же не скрывали своего недовольства: слыханное ли дело, чтобы обвиняемую сопровождал на процессе ее сын, дотянуться до которого не так-то просто. Приходилось маневрировать. Измученную старуху не пытали, а только водили в пыточную камеру и требовали сознаться. Кеплер победил: инквизиционный суд предпочел оправдать его мать. Но дорого доставшаяся победа пришла поздно. Пожилая женщина, прошедшая первые круги инквизиционного ада, скончалась через полгода после освобождения[254].

Общее число жертв ведовских процессов невозможно определить сколько-нибудь точно. На основании подсчета казненных в ряде районов заключают, что в целом в Европе их число достигало нескольких сот тысяч. Часть новейших исследователей считают эту цифру значительным преувеличением. В некоторых областях их было больше, чем погибших от войн и эпидемий.

Может возникнуть вопрос: насколько правомерно относить судебные расправы над ведьмами к числу политических процессов? Действительно, политическая подоплека процесса, как мы увидим, вполне очевидна в одних случаях и трудноразличима в других. Однако такая неясность исчезает, если от отдельных процессов обратиться к массовым гонениям. Они отражали, как правило, не только общий «духовный климат» эпохи, но и вполне конкретную политическую ситуацию.

Суд над ведьмами весьма часто приобретал политическую окраску, а суды над политическими противниками включали и обвинение в связи с сатаной. Это отражено и в литературе. Шекспировский Ричард III укорял вдовствующую королеву в том, что она волшебством навела на него порчу.

Обвинение противников в Занятии черной магией и ведовством было нередким приемом в политической борьбе и придворных интригах. В Англии главный министр Генриха VIII Уолси, когда он впал в немилость, был обвинен в том, что ранее «околдовал ум короля и заставил любить его до безумия, более чем король любил когда-нибудь какую-либо леди или джентльмена». А в конце XVI в. шотландского графа Босвела, который мог получить права на престол, если бы король Яков умер бездетным, уличили в том, что колдовскими чарами он вызвал бурю, желая потопить корабль, на котором монарх возвращался после вступления в брак с датской принцессой Анной[255].

В ходе политической борьбы ересь постоянно отождествлялась с ведовством. Английский католик Томас Стей-плтон отмечал: «Ведовство растет из-за ереси, ересь из-за ведовства». М. Дельрио писал в 1596 г., что дьявол теперь действует через еретиков, как раньше действовал через язычников. Другой известный демонолог, французский судья Богюэ, в 1609 г. также уверял, что «колдовство возникает не иначе, как в сопровождении ереси»[256].