— Я тебя спросил, чей это нож? Ты видел, кто ударил?
— Нет. Не видал.
— Десятник, беззаконие хочешь учинить? Своего выгородить? — промокнув тряпицей разбитую губу, покачивая головой, произнес мужик, с которого вроде как началась драка.
— А ты не гоношись. Кто таков будешь?
— Кислицин Родион, старшина охранной ватаги новгородского купца Жилина.
При этом многозначительно взглянул, мол, вон оно как. Этот-то вроде и из ваших будет, но и нас задарма не сожрешь. К купцам в Москве со всем уважением. Не холят и лелеют, нет. Но и в обиду попусту не дадут. Царь о торговле радеет.
— И что, по-твоему, тут произошло?
— Мы специально сюда пришли. Купец случаем прознал, где кузнец живет, и отправил договориться насчет товара. Этот, — кивок на труп, — приказчиком у Игната Пантелеевича и за доверенного. Я и ватажник мой охраной к нему, чтобы кто не обидел. Нашли кузнеца здесь. Подсели чин чином, повели разговор. Андрей ему предложение сделал, начали торговаться. Ну, пока рядились, кузнец Андрюху по матушке, я ему предложил укоротить язык. Слово за слово, а дальше вы знаете. Дело, в общем-то, житейское, кабы этот Андрея ножичком не приласкал.
— Сам видал? — уточнил Кузьма Гордеевич.
— Сам, — подтвердил Родион.
— Врешь, собака! — взъярился Архип. — Драться дрался, но за нож не брался. Кузьма Гордеевич, Христом богом клянусь, как началась драка, я того ножа и не видел, — обращаясь уже к десятнику, убежденно произнес кузнец.
Дальнейший опрос особых результатов не дал. Все свидетели и участники описали одни и те же события с незначительными вариациями. А вот как Архип ударил приказчика ножом, кроме Родиона, не видел никто. Тот же стоял на своем твердо.
Посчитав, что первичные следственные действия выполнены, десятник увел с собой как обоих гостей столицы, так и задержанного Архипа. Ну разве что еще нескольким участникам событий велел поутру явиться в приказную избу. Пусть завтра этим делом уже занимается дьяк. Составит опросные листы да отправит бумаги вместе с задержанными на съезжую в Китай-городе.
О теле убиенного велел позаботиться кабатчику. Тому надлежало поутру доставить его в Гостиный двор, купцу Жилину. Оповестить его о случившемся и считать себя совершенно свободным. Дальше пусть купец сам разбирается.
— Дядька Кузьма, ты веришь в то, что батя мог вот так вот?
— Не дядька, а господин десятник, — без резкости, но все же твердо одернул парня старый вояка.
— Прости, господин десятник.
— Служба, сынок. Ты уж привыкай. При любых делах мы на службе. А что до батьки твоего… В прошлом походе в Крым, когда мы обратно улепетывали, наш полк зажали ногайцы. Ну и ворвались в ряды, думали, сейчас покуражатся. Да только зубы обломали. Стрельцы в рукопашной, если не побегут, страшная сила, сынок. Мы ить своими бердышами любого ворога в капусту порубаем. Так вот, в ту сечу твой батька чуть не дюжину ногайцев покрошил. Лют Архип в сече. Страшно лют.
— Так то в сече. А то в драке кабацкой, — не согласился Иван.
— Разница порой невелика. А тут он еще и в подпитии.