— Лирель, прости за этот вопрос, но твоя мать пыталась наладить отношения с отцом?
— Не знаю, скорее нет. Я просто помню, как смотрела на нее и думала, что счастливее женщины не найти, а когда нас прогоняли со двора, у нее на лице появилась маска полного безразличия. Либо она все это время врала про любовь к отцу, или она схлынула за несколько минут, превращая светлое чувство во что-то серое и невзрачное.
— У тебя с бывшим мужем произошло так же?
— Да, — не стала лукавить. — Я за секунду потеряла к нему всякий интерес, стоило обнаружить его бедра меж чужих ног. Словно между нами ничего и не было. Белый лист.
— Чисто. Потерпи, немного осталось, — заметив на горизонте сидящего на гарцующем коне Тайпана, пообещал пустынник, завершая наш разговор.
Глава 26
Да, с домиком они преувеличили.
Между толстых сосновых стволов гордо стояла покосившаяся лачуга, одним своим видом нагнетая безысходность. Дощатые стены покрылись мхом, посерев от времени, а прохудившаяся крыша глазела страшными дырами, вглядываясь в самую суть ужаса, таившегося в душе.
— Костер разводить не будем.
— Почему? — едва не вскрикнула я.
Оставаться здесь в надвигающейся тьме даже в фантазиях выглядело пугающе, и впервые с того времени, как мы с Мадлен читали страшилки, я покрылась мурашками от страха перед наступающей ночью.
— Мы недалеко от дороги, нас могут заметить, — ответил Тайпан. — Не переживай, сделаем спальники из веток и переночуем внутри — там теплее, чем на улице, хоть и кажется, что нет.
Честно, я ему не поверила.
Остатки домика, который наверняка даже в лучшие времена сложно было бы назвать подходящим для ночлега, сейчас выглядел откровенно плохо, угрожая рухнуть на голову любому покусившемуся на него вандалу.
Но мужчины мои сомнения не разделяли: быстро наломав пушистых ветвей, без труда выдернули на себя покосившуюся дверь, исчезая в черном провале.
Стоять на месте было невыносимо из-за странного, гнетущего чувства, словно кто-то смотрит из леса, и я тихой поступью нырнула за ними, пытаясь разглядеть хоть что-то в пахнущей пылью и тленом комнате.
— Я ничего не вижу.
— Сейчас, — голос Ворона раздался очень близко, и на трухлявой тумбе загорелись фитильки свечных огарков, слившихся в одну растекшуюся жалкую лужицу.
Внутри еще хуже, чем снаружи.
Малюсенькая каморка, в которой пустынники не помещались. Они сгорбились, подпирая потолок, а я едва не касалась провисших над головой досок, на которых давно сгнила вся солома, пропуская холодный воздух.