— Я в порядке, — кашляет брат, отхаркивая кровь, — не плачь.
Он мужественно пытается встать на локти, но не выдерживает, с шипением хватаясь за ребра.
— Ему нужно в больницу. Вызовите скорую, — нервно выкрикиваю я, посмотрев на Игната, который не спешит выполнять мои требования. — Потерпи немного… Такого больше никогда не повторится, — нашептываю я ему на ухо, укладывая голову брата на свои ноги, дрожащими руками придерживая его за плечи. — Вы что, оглохли?
— Вызывай, — холодный приказ Гордеева заставляет всех оживиться. Громилы отступают от брата, рассеиваясь по ближайшему периметру, а Игнат берет телефон и вызывает скорую помощь. — Нам нужно поговорить, Ярослава, — в голосе Максима настоящая сталь, но единственное внимание, которое он от меня заслуживает, это судорожные отрицательные кивки головы.
Опасливо опускаю голову, сжимаясь, когда Господин Гордеев подходит крадущимся шагом, встав в метре от меня. Каждая моя клеточка судорожно дрожит. Я не поднимаю взгляда выше его начиненных туфель, может из-за страха, а может из-засамосохранения.
— Я не оставлю его, — заявляю я, но уже понимаю, что возражать с Максимом опасно. Мы сейчас все на взводе. Опасаюсь, что моей внутренней чаше достаточно пары капель, чтобы из меня выплеснулось что-то совершенно негативное и яростное. — Хочу убедиться, что с ним все в порядке. Я поеду в больницу с Андреем. Потом мы поговорим, — соглашаюсь я на его требование, но сама уже остаточно знаю, что ближайшие дни точно не смогу спокойно с ним разговаривать и смотреть в ледяные глаза.
— Тебя будет сопровождать Игнат, — ставит меня в известность Максим, когда в переулок заезжает машина скорой помощи.
— Мне не нужен надзиратель, — совершенно неосознанно я огрызаюсь, впервые подняв на мужчину свой враждебный взгляд.
— Я не спрашиваю твоего мнения, Ярослава. Игнат, под твою ответственность, — приказывает Гордеев, наблюдая, как врачи бегло осматривают моего брата, перемещая его на носилки. — Постарайтесь обойтись без приключений. Это касается тебя, малыш. Не стоит меня огорчать еще больше, договорились?
Резко киваю, начиная закипать.
Может я выгляжу идиоткой в его глазах, но прекрасно осознаю, что Игнат — это уверенность Гордеева в моем послушании. Но я не хочу говорить с Максимом и сделаю все, чтобы отделаться от Игната-телохранителя в ближайший час.
Это худшее свидание в моей жизни!
Часть 5. Решение
Медсестра старается быть аккуратной, но я очередной раз вздрагиваю, когда она стирает антисептиком запекшуюся кровь на моих сбитых коленках. Пока брата увезли на рентген, чтобы увидеть всю подноготную задетого Гордеевского достоинства, я буравлю взглядом Игната-телохранителя, который за два часа ни разу не выпустил меня из своего поля зрения.
Прямо какой-то железный холодный терминатор со встроенным высокочувствительным на меня радаром!
Сейчас, когда я уже напичканная успокоительным, все равно продолжаю сжигать взглядом приставленного ко мне надзирателя, не испытывая ничего, кроме лютой тихой ненависти. Я не хочу видеть Гордеева и его цепных псов поблизости хотя бы несколько дней, пока вся ситуация не придет к моему мозговому консенсусу.
— С ней точно все хорошо? На лице явная бледность, — мужчина впервые заговорил за время ожидания в больнице. Медсестра оборачивается, слабо улыбнувшись, покачав головой.
— Это ненадолго. Девушке нужен покой, а утром уже все будет хорошо. Женщины зачастую очень восприимчивы к эмоциям, не волнуйтесь, — заключает она, вставая с кресла, поправляя свой халатик. — Если вам что-нибудь понадобится, подойдите к регистратуре, — она уходит под тяжелую тишину, тихо закрывая дверь с другой стороны.
Около пяти минут молчания и переглядываний с телохранителем начинают потихоньку возвращать все мои приглушенные чувства. Особенно ярко проявляется раздражительность.
— Почему вы на меня так смотрите? — хмурюсь, задавая прямой вопрос мужчине, который не может его игнорировать. По крайней мере Максим не запрещал ему со мной разговаривать, в принципе, как и молчать. — Игнат, я к вам обращаюсь.