— А Кеша где же? — испуганно уставилась на него Лидия.
— Не знаю, — досадливо дернул плечом Алексей. — Пошел куда-то. Ну вот я тоже пошел… помощи искать…
Голос у него был странный, дрожал, словно вибрировал. Похоже было, что дрожит туго-туго натянутая струна.
— Но комната Ирины ближе к вам, чем моя, — пробормотала Лидия, чувствуя, что озноб ее отпустил и тело начинает наливаться жаром. — Отчего же вы к ней не пришли?
— Да как же я мог к ней прийти? — чуть ли не испугался Алексей. — Я ж ее скомпрометирую навеки!
— Ну и что? — фыркнула Лидия. — Скомпрометируете да и женитесь.
— Но я же не хо… — Алексей осекся.
Лидия смотрела на него сквозь разделявшую их тьму так пристально, что начало резать глаза.
— А меня, значит, скомпрометировать не страшно? — прошептала, почти не понимая, что шепчет.
— Нет, — выдохнул в ответ Алексей, делая шаг ближе. Его руки коснулись ее плеч и медленно повлекли к себе, ближе и ближе, пока тела их не сомкнулись и она не почувствовала его напряженную, изнемогающую плоть.
— Ты видишь теперь, что ни Кеша, ни Ирина в боли моей помочь не могут, — бормотал он ей в ухо, и руки его блуждали по ее телу — бессмысленно, торопливо, словно Алексей искал дорогу, да только сам не знал, куда собирался идти. — Ты меня с ума свела своими поцелуями, ты меня разума лишила, ты мою душу отняла. Невесть откуда взялась, невесть куда кануть можешь, ну так я не хочу, чтоб ты исчезла, хочу, чтоб ты со мной была — не на жизнь, так на час, не на век, так на мгновенье!
Едва ли он сознавал, что говорит, а Лидия едва ли осмысливала его слова. Красноречивей всех слов на свете были его руки, и жгли они жарче огня. Он развязал тесемки, стягивавшие ворот ее рубахи, — прохладный, льняной, целомудренный кокон, в который Лидия была заключена, упал к ее ногам, она ощутила, что ничто на свете уже не разделяет их тел, которые так и рвались друг к другу, друг в друга.
— …Да ты мечта моя вековечная, — тихо бормотал Алексей некоторое время спустя, а Лидия чуть слышно смеялась и поеживалась, потому что его теплые губы щекотали ее шею. Вообще после этой безумной любви у нее было такое ощущение, что кожа обрела необычайную чувствительность. И каждое прикосновение причиняло не то боль и муку, не то восторг и наслаждение, она никак не могла понять, что именно. Вроде бы смешки с губ слетали, а на глаза слезы наворачивались.
— Мечта моя вековечная, мечта сбывшаяся! Каждый мужчина мечтает о нежной подруге, вот и я мечтал, что такую женщину, как ты, рано или поздно встречу. Чтоб и красавица, и умна, как бесовка, и тайна бы в ней была… не так, что — капот ей распахнул, и вот она вся, словно каша, упревшая в горшке, бери ложку да лопай, — а тайна в каждом слове, в каждом движении, чтобы на нее средь бела дня глядеть — и при этом о ночи мечтать неотступно… Я уж думал, не сыщу такой среди наших барынь да барышень русских. Скучна и уныла наша супружеская добродетель, направленная лишь на воспроизведение себе подобных! Помню, в Петербурге водили меня дружки-приятели к одной такой женщине… Стоило прикоснуться к ней, и ты мечтал вернуться вновь и вновь, словно отравой опоенный, словно завороженный. Она говорила мне, что сила женщины, тайна ее власти над мужчиной не в скромности, а в смелости и откровенности, с какими она себя ему отдает. Но даже и с ней я не испытал того, что испытал сейчас с тобой.
Лидия вздохнула, не зная, то ли обижаться на это сравнение с какой-то шлюхой, то ли воспринять это как комплимент. Облизнула губы, еще хранившие аромат и вкус того, что было самой тайной, самой глубинной сутью Алексеева естества… Она диву давалась невинности и неиспорченности этого вполне взрослого и немало испытавшего мужчины. Он даже целоваться не умел так, как целовалась Лидия. В его поцелуе участвовали только губы, поэтому от движений языка Лидии он мгновенно сходил с ума. Да разве только эти тайны соития были ему неведомы?! Чудилось, в ее объятия попал мальчик неразумный… Количественно постельный опыт Алексея был наверняка побольше и пообширней, чем опыт Лидии, но она умела куда больше, чем он, хотя тех мужчин, которых она успела в жизни узнать, легко можно было перечесть по пальцам одной руки… еще и остались бы свободные пальцы. Алексей, само собой, и слыхом не слыхал о чудачествах «Камасутры», да и не в теоретических изысканиях дело — он понятия не имел о том, как можно отпустить на волю плоть и душу, он просто и не подозревал, что плоть и душу свои, когда двое сжимают друг друга в объятиях,
— Любишь ли ты меня? — приподнявшись на локте, спросил Алексей с требовательными нотками в голосе.
— Неужто ты сам не видел этого, неужто сам не чувствовал? — проговорила Лидия с легким недоумением. — Да разве может женщина так искренне подарить себя нелюбимому?
— Однако же та фривольная особа из Санкт-Петербурга, о коей я упоминал, с равным же пылом отдавалась всякому, кто ей платил, — пробормотал Алексей, и ревность исказила его голос. — Пыл ее не ведал угомону, даже если мужчина был ей безразличен, а то и противен. Что, если и твой пыл…
— Да ты с ума сошел?! — Лидия резко села, вырвавшись из кольца его рук. — Ты за кого меня принимаешь? За шлюху? Но разве ты заплатил за мои ласки? Я отдавала тебе все, что у меня есть, потому что горела в твоих руках и мечтала раствориться в тебе! Ну не смешно ли, что тем, чем я тебя прельстила — своей смелостью и изощренностью, — я тебя и отталкиваю! Ты стыдишься того, чем восхищаешься? Когда ты был голоден, тебе нужна была острая еда с пряностями, а теперь ты ждешь от меня той же пресной пищи, которую мог получить в обыденности?
— Но ведь не ты сама знала это от рождения, — так же резко проговорил Алексей. — Кто-то научил тебя! Кто? Мужчина… мужчины! Ты не невинная девица. Сколько любовников у тебя было? Я готов убить каждого, кто прикасался к тебе!