И прежде чем графиня успела его удержать, он уже соскользнул в яму, и в одно мгновение его проворные ручонки цепко ухватились за предмет, блеснувший золотым цветом там, на дне, среди комков глины и мелких камешков.
— Шурик, что ты делаешь! Ты же весь испачкаешься! — испуганно кричала ему мать, но Шурик стремительно выбрался уже обратно и, стряхивая налипшую к башмакам и чулкам землю, с жадностью рассматривал свою находку.
На взгляд графини, это был медный и сильно заржавленный абажур от лампы, довольно необычной формы. Ей не очень нравилось, чтобы ее мальчик возился с такой грязью, но, при виде его увлечения, она не решилась отнять у него новую игрушку. Смеркалось, и было уже пора возвращаться домой.
Граф Загорский уже с неделю был в отъезде по делам службы, и Людмила Степановна оставалась одна с детьми.
Весь вечер Шурик, отложив все другие игрушки и шалости, чистил и мыл свой абажур, находя в нем все новые и новые прелести, незаметные для глаз графини; он заразил даже своим интересом сестренку, которая не без труда выпросила у него право подержать эту драгоценность в руках. Она притихла на время над диковинным приобретением, но скоро новая фантазия захватила ее мысли.
— Мама, я хочу шоколаду! — настойчиво заявила она.
— Нету, Ирочка. И лавки уже все закрыты. Может быть, завтра купим. — ответила графиня.
Но через несколько минут, когда ей пришло в голову спрятать брошенного Ирочкой на пол старого мишку в ящик комода, ее глаз вдруг схватил синюю с золотом обертку, и в ее руках словно сама собою очутилась продолговатая плитка с надписью: «Chocolat au lait et aux noisettes»[28]. Людмила Степановна искренно удивилась; но уже память подсказывала ей, что неделю назад был день рождения Ирочки, и в доме стоял дым коромыслом; набралось множество гостей, взрослых и маленьких, принесших кучу подарков… «Не иначе, как спрятали в ящик, и там забыли».
К восторгу детей, уже расположившихся в своих кроватках, в руках у каждого оказалось по половине плитки, и они затихли, ожидая минут, которые обожали. Графиня знала, что они ни за что не согласятся уснуть без сказки; в повседневной рутине все можно было скорее изменить, чем этот обряд, всегда обязательно следовавший за вечерней молитвой. Да, по правде сказать, и самой Людмиле Степановне было бы так же грустно от него отказаться, как ее ребятам…
Сказка лилась сама собою, и не только узор разных прочитанных и услышанных за жизнь историй прихотливо и легко сплетался на туманном фоне фантастического прекрасного мира, но откуда-то вдруг появлялись новые, неожиданные для самой рассказчицы сюжеты и положения. Аудитория была благодарная, жадно следила за ходом повествования, живо реагировала на все события…
— Я хочу, чтобы у нас был замок, — неожиданно выпалил Шурик, когда сказка была кончена.
— И я хочу… Шурик, дай мне подержать абажур.
Мальчик не сопротивлялся; то ли он замечтался, то ли образ рыцаря из сказки вызвал в нем желание быть великодушным к женщинам.
— И непременно, чтобы был подземный ход, — сказала Ирочка, зажав тонкий обруч, блестящий, словно золото, в слабом свете лампады. Здесь ее одолел сон, и она откинулась на подушку; скоро ее личико изображало такое удовольствие, что она видит именно такой замок с подземным ходом, о каком мечтала наяву.
Следующий день графиня никогда потом не могла забыть. Именно начиная с него, или так ей представлялось, в их жизнь ворвались странные, непредвиденные и невероятные приключения, резко и радикально изменившие ее ход.
Было десять часов утра, когда раздался звонок, и графиня увидела на пороге высокого мужчину со смуглым лицом, в котором что-то, что — она не могла себе объяснить, — вызвало в ней смутную жуть. Но посетитель казался любезным и вежливо объяснил, что он антиквар, и, случайно узнав об их семье, — он сослался на магазин, где в самом деле когда-то Загорские продали кое-что из семейных драгоценностей, — хочет ее попросить, если у них есть что-либо для продажи — картины, безделушки, — показать ему, так как он очень интересуется вещами, имеющими историческую ценность. Людмила Степановна не видела ничего, что можно было бы продать, но не отказала гостю в праве посмотреть несколько оставшихся у них картин, не представлявших, как она полагала, большой редкости.
Его выбор изумил ее совершенной неожиданностью.
— Не уступите ли вы мне вот это? — сказал он со странным, нефранцузским выговором, указывая тонким темным пальцем на лежавший на столе среди игрушек вчерашний абажур. — Я бы вам предложил тридцать тысяч.
«За случайно поднятый старый хлам!» — удивилась внутренне графиня, и от удивления ответила не сразу. Между тем, Шурик вцепился в ее руку.
— Мама, не продавай! — воскликнул он. — Не продавай абажур: ведь он волшебный!