Резче надо было одернуть Лазарева — нам война с Японией, до того как мы за это цену с союзников получим, совершенно не нужна? Так если он и так все правильно понял — нам ведь не нужно, чтобы он валерианку пил и за сердце хватался. В ожидании будущих войн, хорошие генералы и адмиралы, это очень ценный инструмент. А если их еще и растить бережно, как картошку на грядке — не надувать фигуры, а реально помочь стать? Если Лазарев станет для СССР столь же ценным приобретением, как какие-то острова? Ведь был он три года назад, когда попал в этот мир, всего лишь капитаном первого ранга, командиром корабля — адмиралом стал уже здесь. В некотором роде, «авансом» — благодаря отдельным товарищам, сумевших в Лазареве определенный потенциал разглядеть — знал бы Зозуля, сам тогда еще каперанг, к каким последствиям приведет его рапорт, о неофициальных «военно-морских посиделках» и проверке выдвинутых там идей в бою у Нарвика? А вот сумеет ли Лазарев пройти по своему пути дальше — зависит только от него. Насколько воли и таланта хватит — все же в Советской стране живем! Жалко будет, если не справится — и ведь сам понимает, что дальневосточная кампания, это ему практический экзамен.

Люди меняются. Надо признать, что и он, Сталин, из того мира, сейчас принял бы самое простое решение — сделать выговор, приказать. Считая, что незаменимых у нас нет — верно. С одним лишь дополнением: заменить можно любого, вот только с каким успехом? Например и его, Иосифа Виссарионовича Сталина — на Никитку Хрущева, который все еще в Ашхабаде сидит.

А с Лазаревым — подождем, посмотрим. Сумеет ли оказанное высокое доверие оправдать?

— Я счастлив, что Вы, господа, приняли мое приглашение разделить со мной чашку чая — слегка поклонился присутствующим адмирал Нагано.

— Уважаемый Осами-сама — по праву старшего среди присутствующих, ответил любезному хозяину признанный лидер элиты Императорского флота, адмирал Енаи — я безмерно счастлив, что Вы пригласили нас на Вашу прекрасную чайную церемонию.

Остальные приглашенные молча поклонились, выражая свое согласие с Енаи. Следующие полчаса были потрачены на неторопливое чаепитие, приличествующее истинным самураям. Ибо лишь европейские гайдзины сразу начинают разговор — в Японии же, как ни важна и срочна была тема, обсуждению должен предшествовать ритуал, схожий с медитацией. И тем более неспешный, чем важнее предмет беседы.

Наконец, адмирал Енаи отставил чашку, тем самым дав понять присутствующим, что пришло время беседы о делах Флота.

— Итак, господа — по праву хозяина открыл совещание адмирал Нагано — сейчас нам придется обсудить не очень приятные вещи.

И посмотрел на Енаи — который был не только ведущим морским стратегом Японии, но и курировал спецслужбы Флота в высшем руководстве ВМФ.

— Господа, мои аналитики пришли к выводу — произнес Енаи — следует считать весьма вероятным, что «моржиха» здесь.

— Насколько это достоверно? — спросил Одзава — мне доложили, что у русских был макет.

— Русские старались убедить, что это был макет — ответил Енаи — им было приказано утверждать, что они соорудили его, из досок и покрашенного брезента. Причем русская любезность дошла до того, что никто не помешал человеку из нашего консульства увидеть объект с относительно близкого расстояния. Да, это был макет, причем сделанный довольно грубо, и еще не завершенный. Наш агент видел это 5 мая. Вопрос, а что тогда наблюдали жители Петропавловска еще 21 апреля? И установлено, что новый командующий советским Тихоокеанским флотом Лазарев, и тот, кто командовал «моржихой» на Севере — одно и то же лицо. Зачем он прилетал в Петропавловск буквально на следующий день, и практически сразу, с самолета, отправился на, ну будем называть пока, неопознанный объект? И провел там довольно долгое время. Утром объекта не было на рейде — зато при аэрофотосъемке, результаты которой были получены дорогой ценой, он обнаружился в Рыбачьем, на базе русских субмарин. Причем эта разведка, в общем-то обычное дело, вызвала неожиданно резкую реакцию русских — никогда прежде они не атаковали наши самолеты над нейтральными водами! Да еще при таком масштабе инцидента. Простите, господа — но зная русские реалии, могу предположить, что пилотам было приказано догнать и уничтожить разведчика любой ценой, иначе они сами, а возможно и их семьи, подвергнутся репрессиям НКВД.

— Поступок, недостойный самурая — заметил Тоеда — если главный враг ушел, зачем срывать злость на солдатах-асигару, всего лишь исполняющих свой долг?

— Гайдзины! — ответил Енаи — но я продолжу. На аэрофотосьемке объект был неотличим от настоящей субмарины. Снимок был сделан 24 апреля. А в ночь на 26е наш агент видел, как русские выводили кого-то из гавани, в режиме затемнения. Затем по Петропавловску начинают ходить слухи, что там сооружается ложная цель — но вот незадача, нами установлено, что доски, брезент, краска и прочие материалы отпускались в Рыбачий начиная с 23 апреля! Что сходится с тем, что видел наш агент 4 мая — часть каркаса еще не была обшита брезентом. Русские настойчиво пытаются убедить нас, что это мираж, блеф. «Если ты силен — покажи что слаб», наверное Лазарев тоже читал Сунь-Цзы.

Адмиралы молчали, осмысливая услышанное.

— Что мы знаем про «моржиху», она же К-25? — продолжил Енаи — подводный линкор, имеющий скорость эсминца, и возможность перейти с Севера на Средиземное море, ни разу не всплывая на поверхность. То есть, не вижу причин, отчего бы этот корабль не мог перейти из Мурманска на Камчатку, подо арктическими льдами. Вместе с назначением комфлотом Лазарева, надо думать, лучше всех знающего возможности этой сверхподлодки — надо думать, именно затем он и поспешил в Петропавловск, чтобы дать инструкции новому командиру. Теперь «моржиха» ходит в океане, восточнее Курильской гряды — такому кораблю противопоказаны мелководье и узкие проливы. И ждет — чего?

Снова молчание.

— Это война — наконец произнес Нагано — и русские прямо нарываются. Демоны бы побрали идиота Инэдзиро с его жалкой попыткой уподобиться Сорока Семи…

— Самое печальное, что принц жив — заметил Енаи — консул из Петропавловска наконец узнал имена тех троих, кому не повезло оказаться в русском плену.

— А разве это что-то меняет? — спросил Тоеда — когда и если он вернется, то знает, что должен сделать, как подобает самураю! Лучше бы он был мертв — фактически, он уже мертв.