В нем были черты настоящего фаталиста. Он верил в свою звезду и говорил, что звезда у него несчастная, но, например, от воды он не умрет.

И действительно, воды он не боялся.

А Терек – река страшная!

Бывало, соберутся на берегу завзятые купальщики, самый отчаянный народ. Обсуждают вопрос: можно ли сегодня купаться?

Вода же такова, что, кажется, об этом и думать нельзя… Надо представить себе полосу воды шириной в 150–160 саженей, мрачно-черную, несущуюся со скоростью разъяренного коня.

Правда, у берегов течение несколько слабее, но ведь порядочный пловец считает ниже своего достоинства, бросившись в воду, не доплыть до противоположного берега…

И вот случилось, что, когда на берегу раздавались споры по поводу того лезть ли в воду или не лезть, с того берега приближалась шапка черных волос – это был Никита.

Молчаливое торжество, состоявшее в том, что он один проплывал мимо колеблющейся толпы, поднимало его в собственных глазах на невероятную высоту.

Впрочем, в данном случае гордился он собою заслуженно: далеко не в каждой сотне жителей речных мест найдется человек, желающий повторить «жест» Никиты.

Другая его странность относится к женскому полу. Не будучи красивым, он все-таки принадлежал к тому типу мужчин, которые «нравятся». Он мог бы рассчитывать на благосклонность многих, но, как это иногда случается, посвятил всего себя, весь огонь своих поэтических вдохновений «одной», «единственной в целом свете» и при этом «недостойной».

То есть, вообще говоря, эта девушка была как девушка: обыкновенная, довольно простенькое существо, не очень симпатичная, потому что нервная и мнительная. Но поклонение поэта ее испортило.

В сущности, он внушил ей всю ее «необыкновенность», он загипнотизировал ее своими мнениями о ней же. И в этом была беда. Она происходила из незатейливой, хотя сравнительно состоятельной семьи, взгляды которой на сближение между молодыми людьми общеизвестны: раз молодые люди сходятся, значит, надо ожидать свадьбу.

Но дело в том, что Никита о свадьбе и не мечтал. Он мечтал о стихах и героизме.

Впрочем, заранее было известно, что родители ни в коем случае дочь за поэта не выдадут.

Что же касается самой дочери, то ей нравилась роль недоступной Музы (Никита счел нужным уверить ее, что она недоступна смертным). Она поняла птичьим своим умом, что она почему-то необходима Никите. И на этом основании третировала его и портила ему жизнь.

Впоследствии дело осложнилось вступлением третьего лица: нечто вроде жениха, не то родственника, который обвинял несчастного Никиту в обольщении М. (имя этой девицы) и преследовал его.

В момент, когда Никита опубликовал первые свои стихотворные опыты в книжке «Первые бутоны», кто-то пустил по городу стихотворение, пародирующее одно из стихотворений Никиты. Вспоминается только одна строфа из этой пародии, которая была тем более злой, что чрезвычайно походила на образец: