— Все в порядке, мамуля. Поскользнулся и упал. Ты ведь знаешь, как у нас чистят тротуары.

— Нужно продезинфицировать, — сказала мама, — перекисью.

— Я уже, — ответил Миша, — не беспокойся.

— Спиртом не надо было, — сказала мама, — можно кожу сжечь. Запах какой резкий, у нас разве спирт есть?

— Есть немного, — соврал Миша, стараясь не выдыхать в мамину сторону. — Пожалуйста, мамочка, свари овсянки! Очень хочется!

Мама стала варить кашу.

Миша задумался, подбирал слова. Как сказать, что она оказалась права, когда отговаривала его поступать на журфак? Когда говорила, что ни к чему хорошему этот выбор не приведет. Что теперь в двадцать шесть лет он остался ни с чем — без денег, без работы. С никчемным, идиотским, никому ненужным дипломом. Не зря говорят, что журналист — вторая древнейшая. И о чем он раньше думал? И что делать теперь? Может к Саньку в помощники? Или в школу учителем? Бла-бла-бла, дорогие детки, читайте побольше и будете получать поменьше.

На экране маленького кухонного телевизора появился Шурик Шпажников и доверительно сказал маме и Мише:

— Только что стало известно, что Герман Олегович Сенин попал в больницу. Предположительно у него случился инфаркт, наступивший в результате переживаний по поводу гибели его единственного сына Аркадия Сенина. Мы ведем свой репортаж из Института Кардиологии, в котором находится господин Сенин, и готовы ежечасно информировать наших зрителей о состоянии больного.

Мама уронила тарелку с кашей и заплакала.

Миша кинулся к ней:

— Мама, ты что? Обожглась?

— Нет, нет, Миша, — всхлипывала она, — нет!

— Но что случилось? Почему ты плачешь?

— Миша, Миша! — мама задыхалась, и Миша испугался, усадил ее на табуретку, кинулся к крану, набрал воды.

— Выпей! Выпей, мама!

Мама поднесла стакан к губам, зубы застучали о край стакана, издавая стеклянный звон.

— Не могу, не могу, подожди, Миша…

— Мамочка, что случилось? Тебе плохо? Может, скорую вызвать?

— Нет, не надо… Миша… Мишенька…