Я взял пиво и, открыв, приложился к горлышку. Потом закурил. Тёмный некоторое время с улыбкой наблюдал за мной, потом сказал:

– Да спрашивай уже.

– Ну, я вот хотел спросить, – я занервничал от того, что тёмный смог прочитать мысли, – Злюка, а как ты тёмным стал?

– Как другие становятся, так и я стал, под действием внешних факторов.

– Под Радар попал?

– Нет, под Выброс, – тёмный глотнул пива, – нас было трое, Зубр, Микроб и я. В ту ходку мы через Милитари добрались до Рыжего леса и пытались перебраться через реку в Лиманск. Река сильно фонила, к берегу не подойти, на подъемном мосту была целая прорва монолитовцев, поэтому мы искали другие пути. Микроб в баре услышал от какого-то одиночки, с которым бухал, что где-то на окраине Рыжего леса есть штольня, из которой ведёт ход под рекой на ту сторону, и выводит у самого Лиманска. Сталкер был сильно пьян, плакал, говорил, что там остался его кореш, с которым не один год Зону топтали, что там холодца на полу валом, и дверь бронированная. Они к этой двери код подобрать пытались, но тут появились полтергейсты и напали на них. Другу его полтергейсты в голову кислородным баллоном попали и у того черепуха разлетелась, а этот зассал, и слинял оттуда.

– А откуда он про ход узнал?

– Да хрен его знает, Микроб не говорил.

– Ну а дальше что было?

– Дальше? Дальше мы облазили почти всю территорию возле входа в Рыжий лес со стороны каптёра. Место я тебе скажу, жутковатое. Прикинь, под деревьями полумрак, гробовая тишина, только шуршат осыпающиеся листья, и время от времени слышны звуки разряжающихся аномалий. Кто в них влетал, кто разряжал, не знаю. А между деревьями мелькают какие-то тени. Причём когда смотришь прямо, ничего не замечаешь, а боковым зрением ловишь какое-то движение. Обернулся в ту сторону, никого, а сбоку опять движение. С ума сойти можно, – тёмный отхлебнул пива, промочить пересохшее горло, а я поёжился – жутковато рассказывает.

– Во-от! А потом на нас напали чернобыльские псы. Они нескончаемыми потоками выбегали из-за деревьев и бросались на нас в полной тишине. Раздавались только шорох лап, клацанье зубов и выстрелы из наших автоматов. Ты же знаешь, что чернобыльцы могут воздействовать на мозг. Они выпускают фантомов, как две капли воды похожих на себя, и бросают их в бой, а сами подкрадываются сбоку или со спины и сбивают с ног. Первым загрызли Микроба. Мы с Зубром стали пятиться к стене, отделяющей лес от каптёра, отстреливаясь от наседающих чернобыльцев. Потом оступился Зубр и, подвернув ногу, упал. Этого хватило одному псу, чтобы перегрызть ему глотку, пока я кромсал ножом другого, вцепившегося мне в ногу. Боль была адская, будто сотни иголок впились в нервные окончания. В конце концов, я, потеряв где-то автомат, прижался спиной к стволу гигантского дерева и отбивался только ножом. Как убил последнего пса, я не помню, потерял сознание. Когда очнулся, порванный в клочья бронник весь в крови, вокруг трупы псов, а в просветах между деревьев пунцово-красное небо, и в ушах писк, аж зубы сводит – приближался выброс. Я попытался встать, но погрызенная нога не слушалась, я как мог наскоро обработал и перебинтовал рану, и вколов обезболивающее, кое-как поднялся и похромал по лесу к выходу. Как оказалось, когда мы отбивались от псов, то в горячке боя отступали не к стене а вглубь леса. Это я понял по навигатору ПДА. Я пытался добраться до каптёра, который мы прошли стороной на пути сюда, до выброса, но нога опухла и, занемев, потеряла чувствительность, что сильно осложняло передвижение. В очередной раз, перенеся на неё вес, я не удержался и упал, приложившись лбом об какой-то твёрдый корень.

Очнулся я в какой комнате на скрипучей кровати с продавленным матрасом. Голова гудела как колокол, во рту привкус крови от прокушенной губы, дышать больно, тело ломит, руки немеют.

– Эй, кто здесь? – крикнул я, но получился какой-то хрип.

– Очухался, милок? – в поле зрения появилось сморщенное лицо седого старика, – вот и ладно, а то четвёртые сутки в бреду метался.

– Где я? – просипел я и облизал пересохшие губы.

– Накось, выпей, полегче будет, – старик протянул солдатскую кружку и помог выпить придержав голову.

В горло полился горький настой с привкусом самогона. Я честно пытался выпить всё, но осилил только половину.

– Отдыхай, сил набирайся, – дед отошёл.

Я закрыл глаза и провалился в беспамятство. Наверное, меня мучили кошмары, потому, что когда я проснулся, то ото сна остался осадок, голова была тяжёлой, и в ней всплывали какие-то обрывки, лица. Дед, как я потом узнал, был Лесником, о существовании которого я слышал споры в баре. Лесник рассказал, что нашёл меня в лесу после выброса под поваленным деревом. Его внимание привлёк след на прелой листве (наверное, я на автопилоте полз, ища хоть какое-то укрытие). Пойдя по следу он нашёл меня и переволок на каптёр.

Отошёл я уже на второй день и начал вставать с кровати, но голова всё ещё тупо саднила. Примерно через неделю старик собрался в Рыжий лес за какой-то травкой, и я напросился с ним. Лесник, покопавшись в соседней комнате, вынес мне комбинезон средней защиты и винчестер. На мой вопрос, зачем комбез, дед ответил, что в лесу встречаются радиоактивные пятна, хотя сам как был в гимнастёрке видавшей ещё вторую мировую, так в ней и остался.