— Поехали.
От Пулково, без очереди, таксисты всегда везли дорого. Поэтому пассажиры набивались в машины по четверо-пятеро, разделяя расходы на всех. Мне, до места, счетчик бы нащелкал рубля два. Сейчас таксисты со всех лупят минимум вдвое. Впрочем, если ты готов платить, то проблем с такси не было. Хотя, большинство водил при этом имело такой вид, как будто делает тебе отдолжение. Этим сейчас грешит вся сфера обслуживания в СССР. Даже за серьезные дополнительные деньги тебе делают отдолжение. Потому что могут и не делать.
Машина между тем выехала на площадь Победы, с памятником, прозванным в народе отверткой. Похожий памятник на Площади Восстания называют стамеской. Московский Проспект почти не изменился. Нет рекламы, кроме рекламы КПСС и Ленина. Нет стеклопакетов в окнах, и кондиционеров на стенах. Хилый трафик, без иномарок. Чадящие Икарусы и Лиазы. Почти пустые трамваи и троллейбусы. Редкие прохожие, чуть больше людей концентрируются возле метро. Как-то маловато народу…
— Извините, — обратился я к таксисту, — а какой сегодня день недели?
Он очумело посмотрел на меня:
— С утра воскресенье было!
Ну и куда я еду? Какой нафик деканат?
— Простите, можно тогда на Балтийский вокзал?
— Мне без разницы — буркнул водила.
— Тогда на Балтийский, пожалуйста.
Такси подъехало к главному входу в Балтийский вокзал. Мы называли его Болтушкой. То есть называем. Надо бы мне определиться с временами. Буду исходить из того, что все, что со мной произошло до пятидесяти семи — было. А то, что происходит сейчас — есть. Так не буду путаться.
Пять минут первого. Моя электричка в двенадцать сорок пять. Сорок лет прошло, а я все еще помню! В огромном зале прибытия / отправления, переходящем в платформы, выстоял очередь за билетом. Восемьдесят пять копеек. Разменял десятку. Рассовал по карманам мелочь и купюры.
Что-то все на меня посматривают. С одеждой нужно что-то делать. Как-нибудь попроще одеваться, хотя, куда уж проще? Буду присматриваться.
Избегая ненужного внимания, вышел из вокзала и обошел его справа. Возле боковой двери в вокзал стояла тетка в белом халате. Перед ней стоит табуретка, с огромной кастрюлей, накрытой полотенцем. Пирожки! Еще одна забытая радость. Приезжая на электричке в Питер, я всегда иду в это место и покупаю пару пирожков.
— Два с мясом, один с рисом!
Тетка протянула мне три завернутых в бумагу золотистых цилиндра из теста.
Шестьдесят копеек за тихую радость и пиршество воспоминаний. Даже не заметил, как все съел.
Вытер руки, закурил и пошел на электричку. Навыки и привычки этого времени вспоминались легко. Лучше всего уже стоять на платформе, когда её подадут. По давней договоренности с друзьями-приятелями мы обычно садились в четвертый вагон. Я прошел к остановке пятого вагона. Общаться с забытыми приятелями я опасаюсь. Ляпну чего-нибудь не то.
Состав подали за десять минут до отправления. После короткой давки прошел в вагон, и уселся на деревянную скамью у окна, справа по ходу. Ехать два часа. Прислонился к окну и неожиданно уснул.
После Старого Петергофа меня растолкал дядька-контролер. Я обхлопал карманы, с трудом нашел билет. Мужик сурово клацнул по нему компостером, и пошел дальше. Напротив сидели две хорошенькие девицы и с любопытством стреляли в меня глазами. Рядом сидел армейский полковник. Посмотрел на меня неодобрительно. Я отвернулся к окну. Чего я им всем не нравлюсь то? Впрочем, насрать и розами засыпать.