Её фамилия была Тракто, но за её объёмы люди за глаза называли её трактором.
— Кому?
— Мне, — сказала она.
Она похотливо улыбнулась. Когда она впервые встретила его, то боялась изнасилования. Она насторожённо следила за ним, когда он спускался в холл, за его прекрасным мускулистым телом, прикрытым только шортами, и сразу же закрывала дверь, чтобы он не мог войти и изнасиловать её. Позже она стала тихонько приоткрывать дверь и ложилась спать полураздетой. Но до сих пор все её опасения не оправдывались. Сейчас она сказала себе, что спасает этого красивого молодого индейца, предложив ему своё тело. Если это спасёт его жизнь, то не будет грехом.
— Что вы имеете в виду? — спросил Билл Буффало.
— Я отдам моё тело взамен на вашу жизнь, — сказала, Анжела Тракто.
— Мне не нужны ни чьи органы. Я собираюсь умереть.
— Я имею в виду сексуальность, — сказала Анжела Тракто, опуская глаза.
Она видела, что он снова положил палец на курок и его глаза расширились.
— Кроме того, есть ещё другие причины, — воскликнула она.
— Что?
— Разве вы не хотите попрощаться со своими друзьями в земле ойупа?
— Земли ойупа больше не существует, только резервация.
— Но у вас есть друзья.
— У меня есть друзья, — медленно сказал Билл Буффало. — У меня есть друзья среди индейцев и среди белых. И в то же время у меня нет друзей. Вы знаете, чего вы достигаете, изучая три года исключительно классическую греческую литературу?
— Учёной степени?
— Вы достигаете безумия. Я не знаю больше, индеец я или белый. Я стал любить древних греков больше, чем ойупа или американцев. Я превратился в ничто, а ничто не имеет право на существование.
— Но ведь это можно изменить как-то по-другому, — сказала Анжела Тракто.
Если она уговорит его повернуться, тогда пуля, возможно, полетит в окно. Окна были застрахованы, а обои — нет. Также были застрахованы двери и люстры. Обои, полы и убытки в случае пожара не были предусмотрены. Но о пожаре она не беспокоилась. Его вероятность была чрезвычайно мала.
— Мой брат умер. Он сильно напился, загнал трактор в канаву и перевернулся. Его раздавило, и мне нечего было хоронить.