ГЛАВА 1

Он должен умереть. Он знал, что если задержится в Чикаго хотя бы на один день, то ему придётся подняться на верхушку одного из небоскрёбов и броситься вниз или, может быть, взять револьвер сорок пятого калибра, который брат его привёз из Вьетнама, и размозжить себе голову. Он подумывал о поезде, но поезд мог только искалечить его. Поезда были ненадёжны. Поезда были изменчивы, как судьба, а Билл Буффало знал много песен о судьбе. Он думал о судьбе как о человеке, о боге, о музе, о силе, воплощённой в интонациях, силе такой же, как чужой английский язык, который вытеснил его родной язык ойупа, который сейчас был официально объявлен отмирающим и не представляющим никакого исторического интереса.

Он был храбрым ойупа. Он родился охотником. Бегуном. Танец вокруг ночного костра запечатлелся в его душе вместе с животными американских прерий.

Но единственными представителями животного мира в его квартире были мыши, возможно, крысы и, конечно, тараканы. И единственный танец, который он мог исполнить, был танец смерти, предназначенный для него самого.

Неторопливым движением он вставил обойму в револьвер сорок пятого калибра и осмотрел барабан. Он подумал, что это будет последняя вещь, которую он увидит. Оружие белого человека.

— Что вы здесь делаете? — спросила его квартирная хозяйка.

Она всегда заходила, когда видела, что его дверь закрыта.

— Я собираюсь разнести свои мозги, — крикнул Билл Буффало.

— Хорошо, но только не запачкайте обои.

— Я не могу обещать этого, — сказал Билл Буффало.

— Почему? — спросила хозяйка, энергично открывая дверь.

— Потому что я буду мёртв, а мёртвые не могут убирать за собой.

— О! — воскликнула хозяйка, увидев молодого студента, сидящего на краю новенькой кровати с большим пистолетом, приставленным к голове. Его палец лежал на курке. Внезапно она осознала весь ужас открывшейся картины. Если он застрелится, то её новые, модного розового цвета обои будут безнадёжно испачканы. Она купила остатки на распродаже, и ей нечем будет заменить их. К тому же может появиться отверстие в стене, и ей придётся закрывать его ковром или какой-то картиной или даже оклеивать стену новыми обоями, а может быть, не только стену, а всю комнату.

— Не стреляйте! — воскликнула она. — У вас впереди ещё долгая жизнь.

— Что? — спросил Билл Буффало.

— Есть люди, которым это не безразлично, — добавила она.