Лазурные глаза серьёзны донельзя.

— Понимаю ваше раздражение, товарищ старший сержант. Пока вся страна, как один человек, сидит на карточках… Но что делать, если она уже погибла?

— Кто? — тупо спросил Иван вдруг севшим голосом. Как ноет сердце…

— Курица, кто же ещё. Соглашайтесь, уважаемый Иван Семёнович…

— Знаете что, мадам, катитесь вы колбасой!

Она отдёрнула руку, как от удара плетью. Прекрасные лазурные глаза налились жёстким светом.

— Это ваше последнее слово?

— Могу добавить, если тебе недостаточно — окончательно взъярился Иван, отрезая себе всякие пути к отступлению. Как ноет сердце… — Катись, сказал!

— Хам!!!

Словно в лоб Ивану влепили пулю из «парабеллума». Мир вокруг завертелся и погас.

Иван очнулся сразу, как вынырнул из воды. Он сидел в мягком кожаном кресле, запрокинув голову на высокую спинку.

— Как ваше самочувствие, дорогой Иван Семёнович? — сочувственно спросил мягкий мужской баритон.

Иван повернул голову. Справа от него стоял парень, по виду лет восемнадцати-девятнадцати, не больше. Тонкое, точёное лицо, словно вылепленное из алебастра. Кожа, как у девушки… Сопляк, маменькин сынок, не нюхавший фронта. Даром что накачан.

— Не надо. Не надо начинать с оскорблений. Вам ещё никто ничего плохого не сделал — вмешался другой голос, женский.

Тут Иван заметил и другую фигуру. И онемел.

Перед ним сидела женщина. Нет, нет, не просто женщина — дама столь ослепительной красоты, что выразить словами было просто невозможно. Если и существует в мире абсолютная красота, то вот она — вихрем пронеслось в голове у Ивана.

И тут его как поленом по голове. Постой-постой…

Он не произнёс ни слова. Он не издал ни звука. Как она узнала?

Он вдруг вспомнил разговор на лавочке с этой… прекрасной сукой. Да, да, точно — она же слово в слово повторяла мысли, звучавшие у него в голове, будто издевалась. Ну и ну…

Изумрудные глаза прекрасной дамы смотрят спокойно и мудро.