Несмотря на обилие работ о партизанском движении, остаются не исследованными важные его моменты: возникновение и этапы развития, его подготовка в довоенное время, соотношение в нем сознательности и стихийности, его особенности, соответствие международному праву, роль партии в партизанской войне, тыл движения, борьба партизан против коллаборационизма, контрпартизанские акции фашистов. Нет единого мнения о самом понятии движения, его формах и способах действий, его возможностях в городах и др. Назрело создание современного монографического исследования антифашистского Сопротивления в странах Европы и Азии. Даже в официальных выступлениях во время войны Сталин недооценивал его. Это было по меньшей мере заблуждением. Например, югославские партизаны, начиная с 1941 г., держали оборону против Германии и ее союзников, подчас сковывая более 30 их дивизий. Это был самый эффективный фронт после Восточного и (с июня 1944 г.) Западного. Среди историков нет единого мнения о понятии Сопротивления, его движущих силах, патриотическом и социальном в нем, формированиях, руководимых различными политическими партиями, о национальных особенностях этого явления в различных странах, коллаборационизме и др. Неизученность ряда проблем Сопротивления, например, «восстания в Варшаве 1 августа 1944 г. и позиция СССР», используется определенными силами в современной антисоветской пропаганде. Это прямо относится и к до сих пор не изученному коллаборационизму на советско-германском фронте.
Множество частных публикаций о преступлениях сталинизма лишь создает иллюзию изученности темы. В действительности история репрессивных акций Сталина и его аппарата на фронте и в тылу не написана. Важно поэтому показать, насколько целесообразны были в условиях провозглашенного морально-политического единства советского общества ГУЛАГ, штрафные формирования, введение на фронте смертной казни красноармейцев через повешение, каковы были их масштабы, реальная роль в обеспечении победы. У нас нет специальных трудов о дезертирстве в РККА.
Пагубные последствия оставил сталинизм в освещении экономической истории войны. Апологетически оценивал Сталин в целом советскую экономику военных лет, перемещение части ее на Восток, повлекшее громадные издержки[173]. Он ввел термин «слаженное военное хозяйство», каким оно в действительности никогда не было. За трескучими фразами вроде «великие преимущества совхозно-колхозного строя», «колхозники сдавали государству большую часть производимой продукции, сознательно идя на ограничение собственного потребления» сталинская пропаганда скрывала фактическую продразверстку. До сих пор широко практикуют публикацию ничего не значащих сведений, во сколько раз, например, государственная заготовка хлеба в 1941–1945 гг. превысила уровень таких заготовок в России во время первой мировой войны; утверждают, что «в СССР больше, чем в любой другой воевавшей стране, выделялось средств из государственного бюджета на социальные и культурные нужды»[174]. Однако жизненный уровень отнюдь не определяется лишь этим показателем. На трактовку истории народного хозяйства также оказало сильное влияние сугубо догматическое сочинение Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР».
По экономической истории войны создана огромная литература, но ценность ее невелика, поскольку выдержана она в сугубо описательном стиле, обобщения на очень низком уровне, важнейшие моменты обойдены молчанием, подвизающимся здесь авторам до сих пор не удалось показать места народного хозяйства военных лет в экономической истории страны. Вследствие того же мелкотемья они не ответили на ряд важнейших вопросов: была ли обеспечена оборона страны к 22 июня 1941 г. в военно-техническом и вообще экономическом отношении или правы Жуков и некоторые другие мемуаристы, возлагающие ответственность за военные поражения во многом на советскую промышленность; в какой степени был необходим в СССР перевод экономики на военный лад, если она еще до войны была ориентирована на оборону; если перевод был необходим, то следовало ли осуществить его раньше, например, с началом мировой войны; все ли возможности были исчерпаны; каким было соотношение количества и качества оружия и боевой техники Красной Армии и Восточного фронта вермахта 22 июня 1941 г.; в какой мере упомянутый перевод в 1941–1942 гг. был отягощен недостатками довоенного времени и неожиданно возникшей чрезвычайной задачей перебазирования производительных сил в безопасные районы; во что обошлось перебазирование; за счет чего и какой ценой было обеспечено небывалое по темпам и масштабам строительство одновременно с наиболее напряженными боевыми действиями; в какой мере были выполнены нероновские приказы Сталина уничтожать при отступлении Красной Армии все, что нельзя было вывезти, в какой мере эти приказы были оправданы. Советские специалисты до сих пор не изучили военно-экономического противоборства сторон. Показательно, что в статье «Экономика» энциклопедии «Великая Отечественная война» на одной странице говорится о том, что СССР вышел на первое место в Европе по объему промышленного производства. На другой — о превосходстве германского промышленного потенциала над советским. Нам не известно, как функционировал административный механизм в различных сферах экономики по сравнению с соответствующими процессами в других государствах, насколько эффективным было хозяйство различных стран, участниц войны.
Не раскрыта история принудительного труда в СССР предвоенных и военных лет. В свете новых данных необходимо осмыслить меры по укреплению трудовой дисциплины накануне и в ходе войны. Было ли оправдано привлечение к уголовной ответственности рабочих, служащих, учащихся ремесленных училищ за прогулы и опоздания на работу, хотя эти меры и приводят до сих пор в восхищение некоторых историков. Не изучен и голод в СССР в военные годы. Часть авторов по-прежнему отрицает его как массовое явление, признавая, что он был разве только в блокадном Ленинграде. Как официально признал президент СССР, здоровье народа было сильно подорвано. В целом внутреннее развитие СССР 1939–1945 гг. изучено очень слабо. Это относится в первую очередь к социальной политике, повседневной жизни на фронте и в тылу. Человек с его нуждами выпал из поля зрения и специалистов по экономической истории. Их внимание нарочито приковано к нескольким десяткам руководителей хозяйства и героев труда. Показательно, что в Англии, ФРГ и других странах в последние десятилетия появилась весьма развитая литература о будничной жизни, в том числе и во время войны[175].
Источники победы истолковываются в значительной степени по старой схеме: победа советского государственного и общественного строя, победа Красной Армии. Эта схема не позволяла понять, почему победили западные союзники, которые не имели такого «строя». Она сбрасывала со счетов, в частности, геополитические, демографические, психологические и иные факторы. Всегда выдвигавшиеся на первое место «преимущества социализма» лишь декларировались, историкам никогда не удавалось раскрыть их конкретные проявления, показать, как они действовали в различных сферах общества по сравнению с соответствующими процессами в других воевавших странах. И это не случайно, поскольку авторитарный общественный и государственный строй лишь по сталинским декларациям был социалистическим. Однако этой констатацией нельзя ограничиться. Нельзя сбрасывать со счетов социалистическую идею, овладевшую массами. По мнению Э. Фромма, «Сталинизм одержал свои победы в России и Азии именно благодаря притягательной силе идей социализма, которую испытали на себе значительные массы населения мира»[176]. Односторонними были и другие попытки Сталина определить источники победы. В упоминавшейся беседе с корреспондентом «Правды» (1952) главным, если не единственным источником «вождь» называл политический характер войны, ее популярность среди солдат. Впрочем, географический фактор «вождь» иногда признавал, например, в связи с защищенностью США двумя океанами[177]. Однако он умалчивал об огромных преимуществах СССР, обусловленных географическим положением, природными богатствами.
Предстоит, по нашему мнению, переосмыслить все традиционные версии источников победы СССР, в том числе единство советского народа, роль не Коммунистической партии, а коммунистов, различных их групп в зависимости от их отношения к сталинизму, его преступлениям. До сих пор лишь поставлены, но не решены проблемы соотношения людских и материальных резервов, роли в войне союзников СССР и Германии. Особо стоит вопрос о влиянии на ход войны традиционного патриотизма, социалистической идеи и тех деформаций, которые произвел сталинизм в идеологии, господствовавшей в обществе. Исследовать это тем более важно, что в последние годы в отечественную литературу перекочевало из крайне консервативной западной суждение о любви к «матушке России» как главном и даже единственном источнике. В наиболее нелепой форме это выражено, очевидно, В. Локтевым. По его мнению, в июне 1941 г. солдаты встретили «вероломного и сильного врага чуть ли не голыми руками». «Умрем, но не сдадимся» — этот девиз-заповедь будто бы испокон веков определял ратную сущность российского воинства. «Кто знает, может быть, и в этих словах, звучавших в предсмертном хрипе советских бойцов, заложена смысловая основа наших побед над завоевателями». К великому счастью, далеко не все умерли, а то некому было бы побеждать. Кроме того, миллионам вопреки формуле Локтева просто «не удалось» умереть — против своей воли они оказались в плену.
Особо стоит вопрос об «авторитарной системе как источнике победы». Он многогранен. Индустриализация и коллективизация в их сталинской форме ослабили или усилили оборону страны? Были ли другие пути решения этой кардинальной задачи? Была ли альтернатива полезной, по мнению некоторых авторов, «военной структуре государства-партии», которая «доказала свою эффективность в перебазировании промышленности, мобилизации экономики и организации ответного удара»? Как оценить те гигантские трудности, которые пришлось устранять и которые были созданы тем же Сталиным и его «структурами»? Насколько эффективным был страх перед карательными органами? Должно быть изучено место авантюристических и иных просчетов фашистского руководства в ряду источников победы СССР. До сих пор авантюризм агрессора упоминался лишь в связи с его поражением.
Итоги и особенно уроки войны изучены в СССР также неудовлетворительно, хотя им и был посвящен уже упоминавшийся 12-томный труд. Его авторы обошли молчанием все негативные итоги, в первую очередь укрепление сталинизма внутри страны, распространение его влияния на другие страны, цена победы. Изложение уроков было подменено самыми общими рассуждениями, которые не несут информации. Обойдено молчанием противоборство овладевшей массами идеи социализма и патриотизма со сталинизмом. Остались без ответа вопросы: как нынешние поколения могут использовать опыт военных лет в области экономики, управления обществом, внешней политики, мобилизации народов в экстремальных ситуациях, от какого наследства нужно отказаться. Не будут ли актуальными ныне перевод экономики на военные рельсы и обратно, распределение продуктов в условиях дефицита, сосредоточение сил народов для достижения определенной цели, сотрудничество в рамках антифашистской коалиции, сильная власть и демократия, борьба с преступностью.
Верно ли утверждение, что в Ялте, Потсдаме впервые в отечественной истории дипломаты сумели достойно закрепить военные победы. Предстоит еще изучить, соответствуют ли успехи сталинской дипломатии решающему вкладу СССР в разгром фашистского блока. Известно, например, что потсдамские решения весьма расплывчато формулировали вопрос о восточной границе Германии, и не случайно к этому вопросу не раз приходилось возвращаться не только историкам, но и дипломатам. СССР не заключил мирный договор с Японией тогда, когда это сделали другие воевавшие державы. В последующие десятилетия это обстоятельство препятствовало нормализации отношений с одной из великих азиатских стран. Не удалось добиться международного признания воссоединения прибалтийских республик с СССР. Неудовлетворительно был решен вопрос о репарациях в пользу СССР. «Социалистический лагерь» (впоследствии — система, содружество) был создан на основе несостоятельных политических и идеологических принципов. Однако ошибочно видеть в этом сплошь негативное или одну лишь злую волю Сталина. Кое-кто в этих странах, как показали ученые Г. Мурашко и А. Носкова, бежал впереди сталинского паровоза. Здесь выросли собственные авторитарные режимы, утратившие способность адекватно оценивать изменяющуюся действительность[178].
Одним из негативных итогов второй мировой войны было возникновение «холодной войны» — распад антифашистской коалиции, конфронтация Запада и Востока, разорительная и крайне опасная гонка ракетно-ядерных вооружений, сверхмилитаризация экономики. Только последние два десятилетия военного противостояния СССР обошлись в 700 млрд, рублей. Устрашающими стали экологические проблемы. В отрицательной оценке «холодной войны» едины честные историки всех стран и направлений. Но кто ответствен за эту войну? Доминируют диаметрально противоположные точки зрения: или США, или СССР. Официальную концепцию генезиса «холодной войны» сформулировал Сталин. Он утверждал, что по сути дела ООН стала действовать «на потребу американским агрессорам». К новой войне стремятся «миллиардеры и миллионеры», «помещики и купцы» стран Европы и Америки, составляющих «агрессорское ядро ООН»[179]. Тенденциозность этих суждений очевидна. Теперь обе эти точки зрения нашли место и в отечественной литературе. Представляется целесообразным отказаться от такого бесплодного метода и изучить просчеты правительств обеих «сверхвеликих» держав и их союзников в оценке намерений и военных возможностей сторон, их предпочтительное внимание к военным, но не политическим методам, формирование ими оборонительных систем преимущественно на основе количественного превосходства, далеко вперед выдвинутого предполья и других представлений о безопасности времен двух мировых войн.
В литературе СССР — РФ по существу даже не поставлены многие другие проблемы, связанные с итогами войны. Каким был переход от войны к миру в 1945 и последующие годы, какое влияние оказала война на развитие СССР в социальной, политической, экономической, идеологической, нравственной, экологической, демографической областях? Лишь в самых общих чертах известно, какое место занимает война в современном сознании народа. Очень далека от решения проблема социальных функций и исторической науки вообще, военно-исторической, в частности. Никому не ведома ее реальная роль в общественной жизни СССР. По существу ныне военно-исторический корабль движется без руля и ветрил.
Наконец, по поводу утверждения об «украденной победе», опубликованного многими органами прессы[180]. Его нельзя принять. Достаточно поставить вопрос: победа кого над кем? Как бы мы ни относились к этому, советские народы и сталинская система вместе с союзниками победили фашизм. Эту победу никто не «украл». Она — достижение всего человечества. Победителей в СССР лишили надежды на лучшую жизнь после войны, но не победы. Непозволительно забывать, что альтернативой победе было поражение, а оно несло с собой уничтожение не только системы, но и значительной части народа.
Как выйти из того глубокого кризиса, в котором пребывает освещение войны? Существовало, по меньшей мере, два мнения. Официальное — издать еще один многотомник. Группа ученых предлагала ограничиться очерками. Первое предложение было внесено в 1987 г. организаторами предыдущей 12-томной истории войны. Они понимали, что в условиях объявленной демократии их история не выдержит критики. И в то же время они стремились дать скорректированную «генеральную линию» в освещении войны. Провозглашался научный характер нового издания. Но с этим не согласовывалось уже то обстоятельство, что по старой традиции устанавливались юбилейные сроки — издать 10-томник к 50-летию Победы. Но разве науку делают «в срок»? Играло роль и желание администраторов сохранить свое монопольное положение в военной историографии. Этот многотомник на долгие годы призван был оправдать доходные должности членов ГРК, начальников редакций, редакторов томов, их заместителей и пр.
Инициаторы нового издания пренебрегли провалом многих многотомников. Его неуместность была ясна уже в 1987 г. Даже в 1997 г. подлинно научные знания находятся лишь в самом начале своего формирования, апологетика и нигилистическая критика далеко не сдали своих позиций. И ВИ активно рекламировал будущее издание. Однако статьи Ю. Перечнева, С. Радзиевского, позднее Д. Волкогонова, Р. Савушкина подтверждали худшие предположения: предприятие с 10-томником — авантюра. Эти авторы намечали изменить в старом многотомнике лишь «некоторые оценки», например, не ставить на одну доску Сталинградскую битву и Малую землю; «уточнить некоторые данные о потерях в живой силе и технике»; деятельности Ставки, личности Сталина как Верховного Главнокомандующего. Но нужен ли многотомник ради «уточнений»? Далее. Чем «опускать его до уровня дивизий и полков», не лучше ли создать отдельную работу об их действиях в 1941–1945 гг.? Не усилится ли имевшийся в 12-том-нике неоправданный приоритет военных действий перед историей страны в целом? «Красная звезда» и близкие к ней издания торопили ИВИ: ветераны с особым чувством «ждут последнего слова о войне». Издатели могли лишь с сожалением сообщить, что они отстали от американских — те опубликовали уже 100 томов о минувшей войне, заканчивают свои 100 томов японцы. Может ли такое «отставание» служить основанием для публикации еще одного многотомника, никто не объяснил. Уже в 1988 г. новое руководство ИВИ признало, что «сроки не были научно обоснованы».
В авторском коллективе 10-томника, по утверждению Моисеева, собраны «лучшие силы исторической науки, как военные, так и гражданские». Член ГРК Гареев разделял противоположное мнение. Смущает то, что почти все сотрудники ИВИ не имеют специального базового образования, не подготовлены в методологическом, историографическом, источниковедческом отношениях; многие из них, а также из специалистов гражданской истории, вовлеченных в коллектив, не сумели еще освободиться от пут сталинистской «историографии». Показательно, что они не издали ни одной более или менее значительной работы. Все новое о войне опубликовано авторами, не связанными с этим коллективом. Способен ли он воспринять все прогрессивное, что дает в наше время обществоведение? В своих интервью, выступлениях по радио и телевидению эти авторы отдавали дань времени — отмечали «ошибки» Сталина, но следовали его оценкам событий войны, его подходам к прошлому.
Несмотря на требования общественности опубликовать концепцию труда, она до сих пор скрыта от глаз. Была ли она вообще? Не абсурдно ли начинать многотомный общий труд, когда заведомо известно, что не исследованы многие важнейшие составные части темы? Остается спорным даже само название труда «Великая Отечественная война советского народа». Учитывая упоминавшиеся провинциалистские пороки нашей официальной военной историографии, не целесообразно ли назвать новый труд «СССР во второй мировой войне»? Это ориентировало бы освещать историю страны в более тесной связи с историей всемирной.
По утверждению Моисеева, идут поиски документов в советских и зарубежных архивах. Что значит «поиски»? Очевидно, что речь идет не об исследовании больших групп документов, как принято в науке, а о подборе среди них неких иллюстраций к уже известной схеме? Но даже для этих сугубо утилитарных целей нужно время. Многие причастные к 10-томнику лица показывают, что вообще доступ к необходимым документам закрыт. Значит, «качественно новый» труд не имеет Источниковой основы? Отечественная военная историография, в том числе и коллектив 10-томника, в профессиональном отношении во многом отстает от зарубежной. Не случайно 12-томник был издан лишь в нескольких странах. Не овладев всеми зарубежными достижениями, можно ли создать труд мирового уровня, достойный вклада СССР в победу? Тем более что хуже всего у нас освещено участие в войне наших союзников и противников, чему во многом и посвящена зарубежная историография. Беспокоясь о том, чтобы советская военная историография вышла, наконец, на мировой книжный рынок, не в последнюю очередь следует думать о конкурентности предполагаемого 10-томника.
Наконец, о руководстве 10-томником. В лучших бюрократических традициях оно было сформировано в подавляющем большинстве из администраторов. В ГРК были представлены немногие ученые, никогда, однако, не занимавшиеся историей войны. Такая ГРК способна властно подавить любую свежую мысль, вернуть ученых к позавчерашним грубо идеологизированным трафаретам, но не более. Именно это и произошло при закрытых обсуждениях макета первого тома в 1990 и 1991 гг. В первый раз были отвергнуты даже робкие попытки ряда авторов осветить проявления сталинизма в предвоенные годы. Благодаря газетным публикациям «разбор» второго варианта первого тома 10-томника приобрел более широкую огласку[181]. Новым было осуждение на самом деле весьма неквалифицированной критики КПСС, предпринятой в т. 1 группой авторов с позиций новоявленного российского антимарксизма. Однако главным итогом этих обсуждений было подтверждение худших опасений. 10-томник, как и 12-томник, носил сугубо ведомственный характер, участие в нем ряда сотрудников из других учреждений ничуть не меняло дела. Делами вершили военные консерваторы, они стремились сохранить старые легенды о войне, общенародной победой в войне оправдать сталинизм или, по крайней мере, притупить его критику.
О ГРК нужно судить и по содержанию «Военно-исторического журнала» 1989–1991 гг. (природа их одинакова), по проведенной МО СССР 19–20 апреля 1990 г. Всесоюзной научной конференции, посвященной 45-летию Победы. Ряд сообщений молодых историков был отмечен поиском истины. В целом же в залах ЦДСА царил дух охранительства. Многие авторы исходили из старого представления о том, что лишь положительные примеры могут быть «фактором воспитания и обучения». Как и аналогичные собрания 1975–1985 гг., конференция не внесла сколько-нибудь существенного вклада в науку, обошла молчанием главную проблему «сталинизм и война» и вопреки своему названию не отличалась новизной. ГРК должна принять на себя ответственность за недемократический характер всей работы над 10-томником. ИВИ пытался представить, что при обсуждении на его собраниях будущего издания будто бы «расцветают сто цветов». Однако в какой мере носители иных мнений могли влиять на формирование 10-томника? Как обеспечивались их авторские права? Почему так бедны публикации в прессе авторов 10-томника?