Рано утром он спешил в «Глобус». Завывал сильный, порывистый ветер, который срывал листья с деревьев, заставляя их разноцветными вихрями кружиться над брусчаткой тротуара. В небе висели тяжелые облака, вероятно, принесшие дождь, который должен был политься позже. Самая подходящая погода для Хеллоуина и для предстоящего представления.

Когда он вошел в театр, мистер Зарбур разговаривал с шестью сверстниками примерно его возраста, которых он нанял в помощь на этот день. Хотя они учились в той же школе, что и Джон-Пол, ни с кем из них он знаком не был — четыре парня и две девушки. Его глаза остановились на тонкой, светловолосой девушке с длинными прямыми волосами, которые ложились на ее плечи. Ее темно-карие глаза были в резком контрасте с ее белоснежными волосами. Его сердце чуть ли не разорвалось у него в груди. Любовь всегда казалась ему нереальной сказкой из «кинофильмов для взрослых» с пышными поцелуями, с девчонками группы поддержки на футбольных матчах и с влюбленными парами, следующими по улице.

«О, ты уже здесь», — сказал мистер Зарбур, заметив Джона Пола. Затем он снова обратился к школьникам: — «Это ваш босс, он будет с вами весь этот день. Джон-Пол Колберт».

Вдруг, почувствовав, что он покраснел, Джон-Пол взглянул на публику, которой его представили. Он изо всех сил старался не встретиться взглядом с прекрасной блондинкой, побоявшись, что совсем лишится дара речи. Четыре рослых парня, похоже, были не из робкого десятка — наверное, спортсмены-баскетболисты. Другая девочка была худенькой, мелкого сложения. Ее черные волосы были коротко пострижены, и, по всему было видно, что она нервничает: трогает руками щеки, уши, нос, глаза, волосы.

Мистер Зарбур еще раз прорепетировал все инструкции уже вместе с ним. Это были просто указания — слава богу.

Как следует, набрав в легкие воздух, Джон-Пол стал объяснять четырем парням их основные обязанности: «…ожидать детей, затем за руку отводить каждого на свое место, ведь многим из них будет не более чем пять или шесть лет, обращать внимание на тех, кто нарушает порядок».

Он понял, что произнес речь, заставив себя сделать все нужные американские сокращения.

«Не повышать на детей голос», — произнес он, стараясь быть немногословным. — «Это может сделать их очень возбужденными, хотя потом они обязательно станут спокойными» (он мог просто сказать: «сильно возбудятся» и «успокоятся»).

Обращаясь к девушкам, он изо всех сил старался не приклеиться глазами к той безумно красивой, которая не могла сдержать зевоту и просто ею давилась. Другая из них смотрела на него с напряжением во взгляде, внимательно и сосредоточенно. Он старался не отводить глаз именно от нее. Они вдвоем должны были работать в буфете, раздавать сладости и попкорн перед началом представления. Все это дети получали бесплатно, но у каждого должны были быть купоны, чтобы хватило всем. После начала представления они вшестером должны были находиться в зале, дежурить в проходах и наблюдать за детьми — мало ли что, вдруг кому-нибудь из них станет плохо.

Последовали какие-то вопросы со стороны парней. Он отвечал коротко, по возможности не тратя в пустую слова и следя за всеми сокращениями.

Десять минут спустя, за три четверти часа до открытия занавеса начали заходить дети. Их привезли на шести оранжевых школьных автобусах. Они чуть ли не маршировали перед парадным входом в театр, будто на параде. На мальчиках были темные костюмы и галстуки, девочки пришли в платьях, все они были чисты и хорошо причесаны. В основном это были маленькие дети, самым старшим из них было не более чем одиннадцать или двенадцать. Они все старались заходить по порядку, стройной колонной, но перед самой дверью они все равно скучивались в неорганизованную толпу. Они кричали, вопили и смеялись. Как до этого своим помощникам объяснял мистер Зарбур: «Поначалу они будут сходить с ума, а потом угомонятся».

Крепкие парни оказались подходящими проводниками для маленьких детей. У них получилось более-менее организовать малышей, чтобы возникло что-то похожее на порядок. Это не был будничный порядок, подобный строевому. Все равно дети повсюду бегали, толпились в первых рядах, занимали места для себя и для друзей, толкались и кричали — они оставались детьми. Обе девушки с трудом успевали в буфете раздавать сладости, мороженое и попкорн. Дети штурмовали буфет, будто вражеский форпост.

Джон-Пол был везде, где только можно. Он отвечал на все вопросы сразу, объяснял, как пройти в туалет, успокаивал толпу в буфете, отсекая от него детей, у которых не было купонов, а у кого-то из них было по пять или шесть. По установленным правилам каждому на руки должно было достаться только по два купона, которые не должны были быть потрачены одновременно. Иногда он ощущал на себе два отчаянных взгляда девушек: «Осталось пятнадцать минут», — утешал он их. Свет моргнул три раза. Он был не прав. «Осталось десять минут», — сказал он девушкам в буфете. Мистер Зарбур отводил десять минут на то, чтобы дети успокоились. Они послушно возвращались на свои места, начинали говорить шепотом, хотя кто-то из них все еще продолжал бросаться попкорном.

«Попкорн — это извечная проблема», — объяснял Джону-Полу мистер Зарбур, когда они вдвоем остановились около сцены перед первым рядом. — «После этого очень много времени занимает уборка. Но что за представление без попкорна?»

Взглянув на Джона-Пола, он сказал: «Еще пять минут, и большой взрыв…»

Джон-Пол знал, о чем говорил мистер Зарбур. Фокусник Мартини особо гордился тем, что он открывает программу своим необычным трюком. Сначала взрыв, похожий на детонацию бомбы, за которым должна последовать тишина — следствие всеобщего шока. Затем — полная темнота, чтобы публика не увидела и не услышала, как поднимается занавес. После чего должно было последовать слабое освещение сцены — пятна света, возникающие то тут, то там. Точки света на заднике должны были обозначить ночное звездное небо. И, наконец, из темноты должен был появиться сам Мартини, тем самым начиная представление. На номер Мартини отводилось несколько минут, затем должен был прозвучать негромкий звуковой сигнал.

Свет в зале погас, и стало тихо. Никто не смотрел на часы, как правило, у детей их тогда не было. Но можно было почувствовать, что представление вот-вот начнется. Глубоко вдохнув и задержав дыхание, дети мгновенно подчинились.

Испугавшись такой тишины, Джон-Пол вдруг насторожился, когда мистер Зарбур коснулся его руки.

— Что это? — прошептал в тишине его голос.

Джон-Пол нахмурился. Он имел в виду отсутствие звуков вообще? Нет, было нечто еще.