На первой странице красовалась цветная эмблема Иностранного легиона и год – 2002. Записи были сделаны на примитивном французском, немецком языках, изредка на русском. Хэфтик имел привычку записывать всякие важные события, суммы доходов-расходов, иногда просто пьяные мысли. Последние как раз и писались русскими каракулями. Пролистав до 2006 года, увидел скупые строчки об экспедиции в Угандийскую Зону, где я и познакомился с Хэфтиком, Гуго и Зигмундом – точнее, спас и вывел из УЗО. Увлекательное вышло сафари… Исходя из дальнейших записей, следующие десять лет Хэфтик наемничал в Зонах. Новосибирская, Хармонтская, Чернобыльская – их карты были аккуратно вклеены в тетрадь. На карте НЗО стоял одинокий крестик.
– Г-г-граф, Граф! – окликнул меня Конфета. – Ну что, п-посмотрел? Говорю, все на та-тарабарском.
Я глянул на анархиста. Конфета успел приговорить виски, водку, шоколадку и теперь протирал тряпкой обрез. Намек был ясен как день. Автомат мой лежал на гусенице экскаватора, но хвататься за него не было нужды.
– Да. Ничего не понятно, – согласился я, хотя знал хуже русский, нежели французский или немецкий. – Давай еще налью.
Я налил еще из фляжки в кружку.
– Помяни друзей, а я как раз долистаю до конца.
Конфета с подозрением глянул осоловевшим взглядом. Стянул с головы вязаную шапочку, почесал заскорузлыми пальцами грязные русые космы. Я подал ему кружку и в приглашающем жесте приподнял фляжку.
– Будем друзьями! – произнес я и сделал вид, что глотнул виски.
Анархист расплылся в улыбке.
Не знаю, почему-то мне было жалко его. Из-за него погиб мой старый приятель, но мстить не хотелось. За время авантюр по аномальным территориям приходилось терять компаньонов, поэтому скорбеть не привык. Семь лет реабилитации после Африки, четыре года в семи Зонах, смерти, ранения, экстрим приучили меня смотреть на все через призму циничного юмора. Пусть меченый считает себя хозяином положения, думает, что может застрелить меня. Пути Зоны неисповедимы…
Я перелистал страницы до последней записи. Она была на французском, а чуть ниже – пара неровных строк на русском.
На обеих страницах разворота остались следы крови, грязных рук и капель дождя.
Да. Пятнадцать лет Хэфтик испытывал удачу, но все же получил свое.
– Конфета, – произнес я, отдавая тетрадь и еще один батончик основательно захмелевшему анархисту, – ты красавчик. Профи. Как ты смог подстрелить Хэфтика?
Конфета принял презент, одобрительно кивнул, отложил обрез в сторону.
– Ма-матерый он был. Не отставал от ме-меня, – жуя шоколадку, забубнил анархист. – Даром что я ме-меченый, аномалий и мутантов не бо-боюсь. Я к Дуге, он за мной. Я в Копачи, он за мной. Ре-реку переплыл, он за мной! Все о-орал, чтобы я его на Колю вывел. Я и вы-вывел. В Кривой Горе.
Конфета замолчал, заглянул в щель между катками под экскаватор, плюнул на останки Хэфтика.
– Я ска-а-зал Коле идти навстречу Хэфтику, а сам спрятался, – продолжил он. – Хэфтик думал, что я сбегу, п-пока он будет толковать с Колей. Толковали они недолго. Хэфтик па-пальнул в Колю, и того в янтарный шар сплющило. Размером с консерву! И тут уже я ду-дуплетом угостил Хэфтика в спину, п-пока он таращился!