Проводив их взглядом (и мысленно перекрестив), поворачиваюсь к пленным.

— Ну, а теперь, шановни панове, поговорим с вами… Надеюсь, вы не будете притворяться не знающими русский язык?

Парни не подняли головы.

— Не слышу, блядь! — внезапно заорал я, сопроводив крик легким ударом приклада в бочину одному и тут же зарядив ногой в живот другому. Оба завалились на спину, вопя от боли. Вопя, на мой взгляд, совершенно непропорционально силе ударов. Поэтому я добавил им с ноги еще по паре раз, чтобы издаваемые звуки соответствовали примененному воздействию. — Ну что, суки, будете говорить?

— Що тоби треба-то? — простонал один.

— Для начала — встать!!! На колени, блядь, ноги скрестить, руки на затылок! — проревел я. И когда парни, охая от боли, приняли предписанную позу, сказал спокойным голосом: — Расскажите-ка мне, что происходило в Татариновке вчера и сегодня!

И они начали наперебой, сбиваясь и поправляя друг друга, рассказывать всю историю перехода своей деревни на сторону противника. Принципиально их версия событий не отличалась от уже слышанной от Караваевых. Однако в их рассказе присутствовали некоторые подробности. Оказалось, что староста числился членом какой-то организации, названия которой парни не знали. И в той же организации состояли еще несколько мужиков из их деревни. В основном — зажиточных. Правда, в прошлом году «гепеу» (так они выразились) арестовало двух главных заводил «народного сопротивления» — бывшего полицейского и бывшего хозяина лавки. Но, видимо, своих подельников они не сдали — больше арестов в Татариновке не было. Вскрылась и еще одна интересная деталь — приезда бывшего старосты в деревне ждали. Не конкретно вчера, а вообще… Готовились, собирали оружие, составляли списки неблагонадежных. Ядро боевого отряда (именно так парни и сказали!) состояло из восьми мужчин, вооруженных охотничьими ружьями. На ночь возле сарая, где держали председателя колхоза, а теперь и деда Игната, выставлялся пост. При этом караульный одновременно должен приглядывать и за входом в дом старосты.

— Да тут у вас целый контрреволюционный заговор! — рассмеялся я. — И куда только «кровавая гэбня» смотрела? Не деревня, а рассадник врагов советской власти! Ладно, хлопчики… Вам сколько лет?

— Пятнадцять рокив, — переглянувшись, ответил один из парней.

— Жить хотите?

Жить они, естественно, хотели. Поэтому, по-прежнему наперебой, споря и переругиваясь друг с другом, они нарисовали прутиком на земле план деревни и объяснили, где находятся дома активистов тайного общества. Как я и предполагал, дом старосты (бывший сельсовет) находился в самом центре, на небольшой площади, главной достопримечательностью которой являлся старый дуб, на котором, по легенде, когда-то повесили татар, от чего и пошло название деревни. Самим обстоятельством казни местные жители очень гордились, считая его проявлением самостийности и незалежности.

— Значит, так, шановни панове… Сейчас я отправлюсь в вашу незалежную деревню, а вас оставлю здесь. Не радуйтесь — я вас к дереву привяжу и кляп в рот засуну. Сами не развяжетесь, да и не найдет вас тут никто — если я вас не освобожу, то сдохните гарантированно. Поэтому последний вопрос: что вы забыли упомянуть, из-за чего я не вернусь?

Парни переглянулись и опустили головы. Ага, я, кажется, прав — что-то они мне не сказали.

— На обоих въиздах у село мужики сидять. И так сидять, що их и не бачити — один в сараи ховаеться, инший в лазни. И в будь-який час можуть тривогу пидняти, якщо хто чужий у Татариновку увийти захоче[40].

— Ну, чего-то подобного я ожидал — странно бы было, если бы посты не выставили… А вот скажите мне еще, шановни панове: собаки в деревне есть?

— Е, як не бути? — удивленно глянули на меня «панове».

— И на чужих они лают?

— Брехают, звичайно, як не брехати?

— И если я с огородов полезу, то лай поднимется такой, что глухие проснутся?

— Да, може бути… — парни переглянулись. Видать, никогда не думали об эффективности подобной «сигнализации», воспринимали как само собой разумеющееся.