Худрук сказал, что он не в Москве, но как приедет, будет разбираться, очень возмущался и сказал, что они все уже совсем обалдели! Уже до Спартака добрались со своими сплетнями и грязью! Конечно, все это чушь и маме не стоит даже беспокоиться.
Директор сказал то же самое, более того, ему также позвонил мой муж. Попросил, как мужчина мужчине, если он что-то знает, сказать правду. Нам важно было это знать, чтобы не наделать глупостей. На что директор говорил, что знал папу много лет, знал, как он любил Валю и души не чаял во мне, что даже наедине, когда были чисто мужские разговоры, говорил только о семье и любви к нам. Что, конечно, это все бред, что, скорее всего очередной проходимец решил пропиариться за чужой счет.
Дальше открылся театральный сезон и, как я уже писала, состоялся мой разговор с худруком. Но дальше начался прессинг на нас со стороны СМИ и ТВ, жесткий и тот, к которому мы не были готовы. Тот, который в итоге нас сломал и вынудил идти на шоу. Да я говорила худруку, что ни за что не пойду на шоу! И я была честна, когда это говорила. Но, наверное, моя ошибка, что не пришла во время прессинга к нему и не рассказала все как есть. Я не пришла, а он и не спрашивал больше, что у нас происходит.
Я в папу, очень стесняюсь кого-то напрягать, когда речь идет обо мне. Мне неловко беспокоить людей и кажется, если не спрашивают, значит, им это не надо, а что я буду напрашиваться или просить о помощи. Я никого не виню и не снимаю с себя ответственности, за все, что случилось дальше, но одно мне странно, ведь с моей мамой и худрук и директор знакомы были много лет, приходили в наш дом, мама бывала у них в гостях, она не была сторонним или чужим человеком и на их месте я бы не стала разговаривать со мной, так как я была ребенком в 80-е годы, в те времена, о которых идет речь в нашей истории, который просто рос на их глазах, а мама все-таки была частью их компании, вдовой их товарища и, возможно, друга. А уж когда вышел эфир, я бы не делала поспешных выводов и не вешала ярлыков, о том, что я не послушала худрука, пошла и вывалялась в грязи, а все-таки набрала бы маму и спросила: «Валя, а что происходит? Зачем Карина пошла? Что это, пиар или вы действительно попали под раздачу?» Так, мне кажется, было бы честнее с их стороны, по отношению к папиной памяти. Но они, не разобравшись, сделали видимо какие-то свои выводы, повесили ярлыки и отстранились от нас. Я не сужу и не обвиняю, Боже упаси! У каждого своя правда, и эти люди, безусловно, имеют права поступать, как считают нужным. Я все равно их уважаю. Но если б я была ими, я могла бы сто раз злиться на Карину, которая ослушалась и пошла на передачу, но вдове бы позвонила. Просто, чтоб расставить точки над i. А уже потом принимать решение.
Да, кстати, очень часто я слышала, что это я втянула маму в скандал, что я такая эгоистка, что заставила маму ходить на шоу и портить здоровье!
Не знаю, как в других семьях, но наша жила по принципу «Один за всех и все за одного!». У нас не было отдельно маминых или папиных проблем! Или моих! Мы всегда горой стояли друг за друга и в горе, и в радости! Все решали вместе, наша семья была выстроена на доверии и любви!
Именно я запретила маме идти на первый эфир, думая, что справлюсь, выдержу, смогу достойно отстоять честь папы! Мама потом часто корила меня за то, что я ее не взяла с собой! Говорила, что будь она там, она бы не позволила так меня топить! Поэтому, когда встал вопрос о втором походе на эфир, никакие мои доводы не принимались! Она решила идти и точка!
– Я тебя в обиду не дам! Да и как я могу молчать, когда моего любимого Спартачка разрывают на части и заливают грязью и неуважением!
Ведь мама ни на минуту не усомнилась в папе! Ни разу за всю эту историю!
– Я плачу не потому, что поверила этим нелюдям! А потому что ничего сделать не могу, чтобы его защитить! Я бы себя на распыл отдала, грудью бы его закрыла, если б могла! А не могу, от бессилия плачу и обиды! Ведь они все его мизинца не стоят! Они просто не ведают, что творят.
После папиной смерти она только и выживала его памятью! Она запрещает называть себя вдовой! Она говорит: «Я его жена, для меня он жив, просто уехал на далекие гастроли!»
Так что участвовать в этом ужасе было только ее решение! У нас не принято в семье человека цепью приковывать и не пускать куда-либо! Мы уважаем желания и интересы друг друга! Даже если они кому-то кажутся неправильными, мы своих не бросаем!
Да, по возможности мы оградили ее от судов. Но были некоторые заседания, куда она не могла не прийти!
Но, видимо, каналу удалось создать неправильное мнение обо мне, выставив меня истеричкой, сумасшедшей и злобной женщиной! Не могу судить зрителя, ведь им так это внушали, так искусно и так долго! Но время все расставляет по местам. И я такая, как есть! И кто захотел, это понял и увидел!
С театром же получалась какая-то несправедливость. Если руководство театра считало, что шоу – это ложь и грязь и их артисты не должны в этом участвовать, то почему тогда это не распространилось на Звездинскую, которая славно потом переобулась за гонорар и постоянно ходила на эфире, подло заливая грязью нашу семью. То есть защищать память отца – нельзя и роняет тень на театр, а лживые, подлые выпады Звездинской нет?
Но повторюсь, не мне их судить!
В октябре, перед судом, на семейном совете мы решили, что маме все-таки стоит съездить к худруку, поговорить, все объяснить и попросить прийти в суд. Не на шоу! А именно в суд, чтобы отстоять честь и достоинство артиста.
Ваня повез маму в театр, они подъехали, мама набрала директора.
– Здравствуйте! Это Валя Мишулина. Я вот у служебного входа в театр, хотела бы подняться к худруку, поговорить
А в ответ из трубки раздался недовольный голос директора, с брезгливыми нотками, хотя раньше всегда он был вежлив с мамой.