Появился оркестр. Прежде чем музыканты уселись, директор объявил, что сейчас будет исполнен Государственный гимн. Свет прожекторов ослаб. Два луча фокусировались на флагштоке, стоящем в конце поля. Там висел мокрый, тяжелый флаг. Он выглядел отнюдь не вдохновляюще.
Когда гимн закончился, директор попросил местного священника прочитать молитву. Соблазненный присутствием телекамер и самой многочисленной аудиторией, к которой ему доводилось обращаться, священник прочитал не только молитву, но и проповедь. Крейг заметил, что красная и синяя краски на флаге потекли, пачкая белую ткань.
Наконец директор объявил главное событие вечера. Под звуки марша Джефа вывели из-под трибун к помосту. Он поднялся по ступеням; директор, президент педагогического совета и президент выпускного курса поприветствовали гостя.
Джеф и другие люди, находившиеся на помосте, стояли, пока звучали слова представления. Джеф старался выглядеть заинтересованным, но он чувствовал, как увлажняется воротничок его рубашки. Он спрашивал себя — когда же этот парень замолчит?
Он уже перестал слушать, когда внезапно ему сунули в руки тяжелый диск.
Перед началом речи его охватила паника. Подобный страх он испытывал перед важнейшими событиями его жизни, первой киносъемкой, первой главной ролью, первой игрой в прямом телеэфире. В эти мгновения он думал: «Господи, я не справлюсь!»
Он слышал аплодисменты и крики. Они обрушились на него, но страх не позволял Джефу насладиться ими. Только живший внутри него актер помог ему пережить этот момент.
Если есть публика, актер играет. Если на него смотрит камера, он берет себя в руки. Импровизирует. Полагается на свой инстинкт. Делает все что угодно, чтобы спектакль продолжался. Им руководит стремление выжить, преодолеть страх.
Овации начали стихать. Это был сигнал опасности. Нельзя допускать случайные паузы. Если не можешь говорить, улыбайся. Джеф отрегулировал высоту микрофонной стойки, давая понять, что он собирается начать речь. Он поднял руки, прося тишины и внимания. Как он и предполагал, аплодисменты лишь усилились. Затем, как бы выражая публике благодарность за то, что она собралась здесь в этот мокрый, ненастный вечер ради встречи с ним, Джеф поднял воротник пиджака. Этим жестом он разделил с аудиторией дискомфорт, который она испытывала.
Над трибунами пронесся сочувственный смех. Джеф заставил их реагировать. Это ободрило его. Страх начал рассеиваться.
Хотя поступок Джефа был преднамеренным, его полный эффект оказался неожиданным. Поднятый воротник скрыл его рубашку. Теперь Джеф приобрел внешнее сходство со священником. Этот облик заставил людей притихнуть и создал напряженную атмосферу ожидания.
Теперь он мог начать. Должен был начать.
Прожектора освещали его влажное, блестящее лицо. Джеф заговорил. Он не сообщал ничего нового и важного, но одинокая фигурка, неколебимо стоящая под дождем, воодушевила толпу. Джеф, в свою очередь, испытал ощущение своей возрастающей силы. Даже Уолтер Крейг, раздосадованный непогодой, понял, что он присутствует при впечатляющем, магическом действе.
Речь была посвящена молодой Америке. Вызовам, на которые ей предстояло ответить. Возможностям, которые будут предоставлены ей, если родители уберегут американский образ жизни. Дойдя до фразы «они — наше будущее», он повернулся к сидевшему перед ним оркестру. Костюмы музыкантов промокли, со шляп капала вода. Но Джеф сохранял предельную серьезность. Он превратил свой страх в силу и наслаждался ею.
Он совершенно не замечал фоторепортеров, постоянно снимавших его. Дождь давал им шанс делать необычные фотографии. Даже газетчики, которые предпочли бы есть и пить в автобусе, начали проявлять внимание. Жесткие, критичные, они все же были реалистами. Они не могли не видеть того, что происходило. Неважно, как это назвать — гипноз, обаяние, харизма. Но это существовало. Ощущалось всеми.
Газетчики уже сочиняли заголовки, продумывали вопросы.
Клер наблюдала за Джефом с гордостью и волнением. Доктор тоже был заворожен. Внезапно он понял, что предсказание Крейга сбывается. На глазах у Коуна Джефа Джефферсона захватывал азарт.
Когда речь кончилась, люди встали. Озябшие, намокшие, они имели право испытывать недовольство. Однако они отбросили зонтики и принялись хлопать. Оркестр заиграл согласно плану «Глендорский марш», но музыка утонула в овациях.
Джеф ждал под дождем с поднятыми руками, выражая свою признательность. Согласие и понимание были достигнуты. Люди хотели его. И он хотел быть желанным.
Клер, Доктор, репортеры обступили Джефа. Даже Уолтера Крейга оттеснили в сторону, хотя и ненадолго. Он приблизился к Джефу в тот момент, когда один из репортеров спросил актера: