— Джеф, я должен поговорить с тобой об этом!

— О чем? — спросил Джеф.

— Конечно, это не может значить для тебя так много, как для меня.

— О чем ты говоришь? — с недоумением спросил Джеф.

— В конце концов, почему это должно значить для тебя что-то? Ты не еврей. Ты, в отличие от меня, — часть англосаксонского большинства. Поэтому поговорить с тобой — мой долг. После многих веков гонений приходит некоторое облегчение… Даже католическая церковь созывает Вселенский собор. Уже поговаривают о том, чтобы выбросить из Библии подлую ложь.

Поскольку такие идеи носятся в воздухе, и ты имеешь в своем доме прекрасный пример сосуществования в любви людей разной веры, как ты можешь отказать всей нации в возможности увидеть это? Заметь, я не прошу делать на этом акцент. Я даже не говорю: «Пусть они задают мальчикам вопросы». Тут я согласен с тобой. Но запретить «Взгляду» упомянуть их веру? Это будет выглядеть так, словно ты стыдишься этого. А я знаю, что это не похоже на тебя.

Доктор сделал короткую паузу и добавил:

— Я же помню эту девушку из Чикаго.

Джеф ничего не ответил. Воспоминания о Шарлен взволновали его. И поэтому он испытал ненависть к Доктору.

— Джеф, всему миру будет очень полезно увидеть, как люди разной веры счастливо живут в одном доме, уважают, любят друг друга. Очень полезно! — повторил Доктор.

Джеф продолжал молчать. Крейг, казалось, собрался заговорить, но Доктор взглядом остановил его. Он слишком хорошо знал Джефа. В конце концов Джеф — актер. При хорошей мотивации он сделает все необходимое.

Повернувшись к Крейгу, Джеф мрачно спросил:

— Им не будут задавать вопросы? Им не придется говорить об их вере?

— Конечно, нет! — ответил Крейг с той агрессивной уверенностью, которая всегда порождается сомнениями.

— Хорошо, я подумаю об этом.

Джеф направился к его личному месту на стоянке, где актера ждал новый «кадиллак».

Когда Джеф отошел, Крейг спросил:

— Ну, док, он согласится?

— Согласится! — ответил Доктор. — Сделайте мне одно одолжение, ладно?

— Знаю, — угадал Крейг. — Не называть вас «доком».