Дух пустыни
Кто бы ни оказался в келье преподобного Герасима, все явственно чувствовали неотмирное величие пустыни. Чуть пониже кельи лежало море, и в плохую погоду ясно слышался грохот волн, разбивавшихся о скалы обрывистого берега.
Отвесные скалы, достигающие высоты чуть не ста метров, в первозданном великолепии поднимаются над каливой. В разных местах можно видеть отдаленные жилища других отшельников, ушедших из любви к уединению, подобно Христу, Который «бе в пустынях» (Лк. 1:80). Там, немного далее, подвизались в уединении старцы Даниил, Герасим, Игнатий, прославленные добродетелями и мудростью.
Недалеко от кельи, в расщелине, используемой сейчас для хранения дров, можно обнаружить четыре-пять ступенек, ведущих вниз, в довольно обширную пещеру, которая и поныне хранит явные следы того, что в древности здесь был «аскетерион» (т. е. место, где подвизались отшельники). И какие чувства охватывают паломников при мысли об этих дивных воинах духа древности!
Далее, если поднять взгляд к северо-востоку, можно видеть вершину Афона в ее великолепии. Величественный пик, широкое пространство Эгейского моря, зазубренные скалы, разбросанные монашеские жилища, колючий кустарник., все это создает особенную атмосферу, утверждаемую глубокой, нетревожимой тишиной.
Восхищаясь величием окружающей природы, пребывая рядом с мудрым и опытным старцем Даниилом, молодой Константин, отказавшийся от мирских благ, чувствовал себя счастливейшим человеком. Когда он смотрел на своего духовного наставника –
седого Старца, слезы восторга и умиления выступали на глазах. Он готов был отречься от воли своей и полностью подчиниться Старцу.
Лишения и трудности
«Константин, чадо мое, здесь у нас еда бывает лишь один раз в день, и то без масла. Масло — только по выходным и праздничным дням. Большую часть ночи мы молимся. Спим мало, днем должны трудиться, чтобы иметь хлеб».
«Благословенна буди такая жизнь, Старче. Именно к этому я и стремился. И если бы хотел жить иначе, то избрал бы общежительный монастырь или скит».
«Константин, здесь у нас нет источника. Воду, которая собирается в наших емкостях, необходимо использовать с величайшей бережливостью. Среди этих скал невозможно устроить сад, потому мы и не едим ни фруктов, ни овощей. Мы питаемся некоторыми дикими растениями, оливами, иногда бобами или фигами, или чем еще, что можно купить в лавке в Дафне. А вместо свежего хлеба у нас сухари». (Хлеб, остающийся от трапез в монастырях Святой Горы, высушивается и раздается отшельникам. Отец Даниил получал сухари из монастыря Ксиропотам.)
Константин внимал, а Старец продолжал говорить о трудностях, ожидающих его в новой жизни.
«Константин, у нас не бывает ни молока, ни сыра, ни яиц. Даже на Пасху не бывает крашеных яиц. Выносится одно яичко ради праздника, и мы лишь смотрим на него; оно хранится годы»
Константин слушал с большим вниманием и интересом.
Еще одной трудностью новой жизни была необходимость не мыться. Следовало забыть о мытье, даже об умывании. Эта практика, на первый взгляд, возможно, немного странная, является частью жизни отшельника, частью его самоотвержения. Как говорил позже сам Константин, его редко стираемая нижняя рубашка стала похожей со временем на толстое шерстяное одеяло (какие стелют под седло).
Следующий случай является очень трогательным примером трудной жизни в Катонакии.
Прошло несколько лег, и Константин стал отцом Каллиником. На одну Пасху один монах постарался достать им немного сыра, чтобы пасхальная трапеза была особенно праздничной.
«Чадо, — сказал Старец отцу Каллинику, — позаботься, чтобы сыр, данный нам, тоже был на столе».
Того это изумило, и, ревностный аскет, отец Каллиник осмелился выступить против этой «роскоши»:
«Старче, что ты говоришь? Сыр в пустыне? Кто и когда слышал такое?»