– Разрешу тебе закинуть донку, – предложил Жоржик.
– Носки тебе к зиме подарю! – хитро посулила тетя Валя: ей осталось довязать только пятку.
– Я еще не знаю… – растерялась Лида. – Но придумаю!
– А я тебе дам поносить мои часы, – пообещал Батурин. – На целый день!
Заманчивое предложение! Часы у дяди Юры были большие, плоские (такие называют блинами), позолоченные, с римскими черточками на циферблате, который показывал не только время стрелками, но и дату, выскакивавшую в микроскопическом квадратике.
– До двенадцати ночи! – воскликнул я: мне давно хотелось улучить тот момент, когда в окошечке выпрыгивает новое число.
– До 24.00! – по-военному уточнил Башашкин. – Заметано!
Тут мы и разошлись в разные стороны, но постоянно перекликались, чтобы не заблудиться. Грибы лучше собирать в одиночестве, не мешая друг другу. Однажды мы шли с Витькой Кузнецовым по опушке, рассуждая о том, чем лес отличается от тайги, где мы оба никогда не были. И вдруг прямо перед нами возникли как из-под земли три красноголовика. Пока я соображал, как мы поделим три гриба на двоих, Витька крикнул: «Чур мое!», бросился вперед и заграбастал все себе. И тогда я понял: главное – вовремя крикнуть: «Чур – моё!»
Грибы, между прочим, удивительные прятальщики! Выходишь, к примеру, на полянку, а там красуется, как на картинке, крупный боровик. На самом деле, он просто отвлекает твое внимание от остальных, притаившихся поблизости. Белые ведь в одиночку не растут. Присмотришься – и точно: вон еще мама с дочкой в траве прячутся. Обшаришь поляну, кажется, все собрал, идешь дальше, побродишь-побродишь, а потом случайно вернешься на знакомое место, которое запомнил, скажем, по высокому муравейнику, куда из озорства воткнул палочку, наблюдая, как засуетились, брызгая во все стороны кислотой, домовитые насекомые. А вернулся ты на ту же прогалину с другой стороны, глядь – еще один крепыш стоит и тоже на виду. Не мог же он вырасти за полчаса, пока ты шатался вокруг да около! Тогда почему ты его не видел раньше? Непонятно. Пожалуйте, гражданин, в лукошко! А между тем по этой же поляне петляет, понурив голову, Жоржик, ковыряет ореховой палкой прошлогодние листья.
– Дедушка, ты зря время тратишь! Я тут уже четыре штуки нашел.
– А покажи-ка!
– Вот! – Я с гордостью предъявляю лесные трофеи.
– И я – вот! – Он вынимает из-под папоротника, которым укрыл корзину от любопытных глаз, и показывает мне три белых гриба совершенно богатырского сложения.
– Здесь?
– Здесь… А вон и еще!
– Где?
– Да ты чуть не наступил, ротозей…
И точно! Иногда кажется, что грибы сговорились и просто потешаются над людьми, то появляясь, то исчезая из вида. А вдруг разветвленная грибница, скрывающаяся под землей, на самом деле что-то вроде разумного мозга, хитрого и себе на уме? Надо будет написать письмо в «Юный натуралист». Это же настоящее научное открытие!
В общем, в тот день мы бродили по лесу дольше обычного, а когда солнце стало клониться за верхушки деревьев, скричались и, как было условлено, собрались на краю оврага, но прежде, чем двинуться домой, подвели итоги соцсоревнования, объявленного Лидой. Сама она, будучи рассеянной от природы, нашла всего шесть белых, бабушка Маня, несмотря на глаукому, – семь, Башашкин, самонадеянно обещавший побить мировой рекорд, – восемь. Жоржик с помощью своей ореховой ковырялки собрал десять. Молчун Тимофеич добыл одиннадцать, а дотошная и внимательная, как все секретари-машинистки, тетя Валя – четырнадцать. И я – столько же…
– Вот что значит – молодые глазки! – похвалила бабушка.