Вскоре после того, как мы заходим в класс, до нас доносится вой сирены. Все подбегают к окну, чтобы посмотреть, как на спортивную площадку въезжает «Скорая», – все, кроме Анук. Она совсем притихла, и вид у нее испуганный. Не понимаю почему, ведь не она же сломала руку. Когда сотрудники «Скорой» начинают выходить из нее, мисс Пикеринг говорит, что сейчас отведет меня в кабинет мистера Финча, а пока ее не будет, за классом будет присматривать мистер Уайли.
Я еще никогда не была в кабинете директора школы. Он оказывается меньше, чем я думала, и корзина для мусора под письменным столом выглядит так, словно из нее давно следовало бы выбросить накопившийся в ней хлам. У мистера Финча седая борода и сальные волосы, прилипшие ко лбу. Вид у него очень серьезный. Он велит мне сесть, и я сажусь, а мисс Пикеринг остается стоять у двери. Затем мистер Финч спрашивает меня, что произошло на спортивной площадке. Я рассказываю ему правду –
Пока я говорю, мистер Финч сидит, кивая и сложив кончики пальцев домиком.
– А что ты чувствуешь сейчас, когда знаешь, что, по всей вероятности, Лиам сломал руку? – спрашивает он меня.
Я поднимаю взгляд на потолок, пытаясь понять, что я сейчас чувствую: ничего, абсолютно ничего. Мистер Финч смотрит на меня и ждет. Мисс Пикеринг тоже ждет – я ее не вижу, но чувствую, как ее глаза сверлят мой затылок.
– Я чувствую себя ужасно, – говорю я. – Я вовсе не собиралась причинить Лиаму вред – ведь он мой друг. – Я изо всех сил закусываю кожу на внутренней части моей нижней губы и ухитряюсь выдавить из себя слезу.
– Одна из буфетчиц говорит, что слышала, как ты обозвала его неприличным словом, – говорит мистер Финч. – Мисс Пикеринг, напомните мне, что именно она сказала.
– Чмо, – говорит мисс Пикеринг. – Она назвала его «долбаное чмо».
Ужасно смешно слышать, как мисс Пикеринг произносит бранные слова, но я знаю: мне нельзя смеяться – это не то, что хочет услышать от меня мистер Финч. Я точно знаю, что именно он хочет от меня услышать, – как я уже говорила, я умная, умнее, чем думают все остальные, – и поэтому сейчас я непременно скажу все, что надо говорить в подобных случаях и чего от меня ожидают. Ведь я как-никак не хочу навлекать на себя неприятности, что, разве не так?
24
В моем горле застрял ком, и мне показалось, что комната накренилась. Сделав глубокий долгий вдох в попытке овладеть собой, я развернула мою мерную рулетку и измерила высоту и ширину еще раз. Не может быть. Я просто не могла быть такой невнимательной… или все-таки
Я быстро опустилась на свое кресло. В моих кишках нарастало ощущение свинцовой тяжести, вызванное отнюдь не слоеным яблочным пирожным и двойным эспрессо, которые я с жадностью заглотнула в электричке, поскольку дома позавтракать не успела. Брайан будет вне себя, когда узнает, что я натворила. Наконец-то у него есть конкретные доказательства моих некомпетентности и маниакального стремления объять необъятное – и он не будет об этом молчать, это уж как пить дать. О, нет, он будет кричать об этом на всех углах, и очень скоро Ричард Уэстлейк и вообще каждая собака в театре будут знать, что я полная дебилка.
Я закрыла лицо руками, чувствуя себя куклой в кукольном театре, у которой кто-то разрезал все ниточки, обездвижив ее. Я попыталась было отыскать какой-то выход из создавшегося положения, но мой мозг словно парализовало, и я не видела абсолютно никакого способа разгрести ту кашу, которую я сама заварила. Не знаю, как долго я так просидела, прежде чем пришла Джесс.
– Доброе утро! – весело прощебетала она, бросая сумочку на свой рабочий стол. – Хлоя? – продолжила она, не получив никакого ответа.
Даже просто поднять голову стоило мне неимоверных усилий.
– Я в полной жопе, и все по моей собственной вине, – сказала я, посмотрев ей в глаза.
Джесс нахмурилась.
– Что ты имеешь в виду?
– Зеркало для «Невроза», то самое, на создание которого специализированная компания по изготовлению стеклянных изделий и зеркал потратила последние шесть недель и которое обошлось нам в уйму денег… сегодня утром его привезли. – Я замолчала, не желая произносить следующие слова, как будто, не говоря их вслух, я смогла бы притвориться перед самой собой, что катастрофа все-таки не случилась. Я рассеянно поскребла тыльную сторону левой руки. Сыпь на ней выглядела все хуже и хуже – кожа была теперь испещрена засохшими красными ранками, словно там поселилась небольшая армия микроскопических насекомых. Я снова переключила внимание на Джесс.
– Едва развернув его, я сразу поняла, что с ним что-то не так; оно было слишком большим –