Больше я Панфилова не видел, через пару часов осколок мины оборвет его жизнь — от предначертанной судьбы он уйти не смог. Когда начался артобстрел, Панфилов был на передовых позициях дивизии. Осколок от недалеко разорвавшейся мины, пролетев мимо стоящих рядом офицеров, попал генералу в грудь и пройдя между ребрами, разрубил ему сердце.

"Надо же, прав оказался Кольцов, настоящий "Оракул"", — подумалось Панфилову. Сделав последний вдох, глаза генерала закрылись и жизнь покинула тело. Офицеры и бойцы снимали папахи, ушанки, отдавая последний долг погибшему командиру. Но это было позже.

Мы же доехали в расположение нашего полка. Старшина Володя Филиппов, самый главный интендант нашего разведбата, проведя ревизию пригнанной трофейной техники и оружия, побежал в хозчасть оформлять передачу минометов с тягачами в артчасть полка.

Все эсэсовцы минометных расчетов были вооружены пистолетами "Вальтер Р38" и "Шмассерами". Это оружие забрали мы, распределив его среди бойцов взвода, чтобы у каждого было по автомату и по два личных пистолета, а санинструктора пока подождут.

А вот у немецких разведчиков мы взяли Люгеры "Parabellum 08" с глушителями. Естественно, что такие пистолеты мы оставили себе, раздав их командирам отделений и взяв один себе. Как оказалось, у нас все-таки образовался избыток обычных "Вальтеров" в количестве шести штук, которые Боголюбов передал в медчасть.

Но эти подсчеты и раздачи делались без меня. Взяв Ледкова, мы пошли к Шубину докладывать о результатах рейда, заодно подать ему очередное представление на медали и ордена.

А реактивные минометы совместно с пушками заговорили уже после обеда по окопам врага, по деревенькам, в которых находились подразделения гитлеровцев, смешивая их с землей. Разведданными по дислокации войск с нами делились и соседи, как и мы с ними, поэтому сейчас били по их "наводке".

Во второй половине ноября немцы пошли в свое последнее наступление в 1941 году, несмотря на то, что в некоторых полках оставалось по сто с небольшим пригодных к бою солдат. В последней фазе операции "Тайфун" немецкий Генеральный штаб развернул на центральном направлении более 50-ти дивизий, в том числе тринадцать танковых и семь моторизованных, но они были лишь подобием себя, по сравнению с июнем 1941 года.

Страх зимовать в заснеженных полях гнал немецкие войска вперёд, страх заставлял нарушать свои же незыблемые принципы — потеряв ударный потенциал, части 2-го моторизированного корпуса не смогли взять Тулу и начали её обходить, оставив в своём тылу не просто очаг сопротивления, а целый город, занятый советскими войсками. Наступление велось, не обращая внимания на данные разведки, которые указывали на большую активность в советской прифронтовой полосе и появлении там новых соединений. Моторизованные и танковые части Вермахта вырывались вперед, двигаясь без прикрытых флангов, так как "соседи", зачастую, завязали в нашей обороне на подступах к Москве, а где-то были и отброшены назад контратаками Красной армии.

Зима под Москвой наглядно показала, как люди теряют рассудок на морозе и, что на военные преступления способны не только фанатики из СС, но и солдаты вермахта ведут себя не лучше. Если до этого, летом и осенью, большинство гнусностей совершалось в тылу на оккупированной нацистами территории и были неизвестны армейцам, то под Москвой советские солдаты своими глазами увидели, против кого и за что они воюют. Командованию вермахта это было лишь на руку, пусть его солдаты вымещают зло на местных жителях, лишь бы не началось повальное дезертирство. Немцы зверели от холода и сознания того, что вот она Москва с теплыми квартирами, а "эти русские" не хотят сдаваться. В битве за Москву с обеих сторон пленных практически не брали. Некуда было девать, да и не хотели. Например, в воспоминаниях советских фронтовиков встречаются упоминания о минировании теплых вещей, специально оставленных немцам, как приманка, которую красноармейцы называли "комсомольский привет". Немцы же отступая, оставляли после себя пепелища деревень.

Ставка накапливала резервы, пока воюющие на фронтах армии, изматывали гитлеровцев, неуклонно уменьшая их боеспособность и численность. Именно под Москвой возник реальный шанс нанести первый сокрушительный удар по вермахту, но для этого нужно было ударить "кулаком", а не растопыренными пальцами, что в итоге войска под общим командованием Жукова и сделали. Выражаясь боксерской терминологией — Красная армия послала вермахт в нокдаун, однако до нокаута было еще целых три с половиной года.

Нам тоже было холодно, были перебои с питанием и боеприпасами. Сложилась ситуация, когда под Москвой не было единой линии фронта. Были какие-то участки, контролируемые нами или немцами, поэтому контратаки наших частей или немецких нередко достигали локальных побед, нанося друг другу кинжальные удары во фланг или тыл. Все это сказывалось на подвозе обозов со спиртом, боеприпасами или едой, интендантские службы просто натыкались на подразделения немцев и часто гибли, а обозы грабились или уничтожались.

Немец отчаянно навалился, а мы с боями снова отступали. Снова были артобстрелы и бомбежки, хотя летали сейчас реже, видать, замерзало на морозе топливо и машинное масло в технике. Выпал снег, пришла настоящая русская зима, люди обмораживались, участились случаи замерзания солдат на посту в ночное время, когда человек просто засыпал, а сменяющие бойцы разбудить его уже не могли.

Как-то сидели вечером в воронке от авиабомбы, греясь у костра Лена, Наташа, Мишка Боголюбов, Джек Воробей, еще наши товарищи-разведчики и я.

— Миш, девочки, вам надо идти работать в госпиталь, вы будущие врачи, вам надо развиваться профессионально, набивать руки. Сами знаете, что врачей не хватает, а вы с вашим незаконченным, а у кого-то с начатым высшим образованием, придетесь очень кстати. А после войны станете ведущими хирургами, может быть, возглавите отделения или даже больницы. Таскать раненых сможет каждый, а вот вылечить его, тут уж профессиональная подготовка, знания и умения нужны. Вот для их получения вам и надо переводиться в стационарный госпиталь. Так что Михаил, готовься, как представиться возможность, сразу отправим тебя и вас, девушки, в госпиталь.

— Зачем гонишь, командир?

— О будущем нашем думаю, война сплачивает, поэтому после войны, очень может быть, что многие из нашего взвода поселятся где-то рядом друг с другом, и остальных со временем перетянем. Будем делать общее дело по восстановлению нашего города, только не просто землю таскать или кирпичи разбирать, а масштабнее делами заниматься. А вам, девочки и Мишель, сам Бог велел идти по выбранному пути. Поэтому, Миш, не думай, что гоню, ты наш старый проверенный товарищ, не раз мы прикрывали друг другу спину, и нам будет не хватать тебя рядом. Просто я желаю всем вам перспективы, которой здесь для тебя и девочек нет. К сожалению, для развития тебя, как профессионала нужно, как можно больше раненых, а их дает лишь война, поэтому пока она идет вам надо успеть набраться опыта именно в госпиталях.

— А долго будет война, как вы думаете? — обратилась ко мне Лена.

— Меня называют оракулом, так вот я думаю, что наша Победа будет 9 мая 1945 года, — ответил я Лене, — а что из этого следует? А следует то, что все мы обязаны дожить до Победы, чтобы проверить мое предсказание, ну, и дальше, конечно, уже до старости, чего ж останавливаться на полпути!

Народ сидел задумчивый. Все понимали правильность моих слов, но уходить в тыл от своих товарищей никто не хотел.